Лю не расставался с Ли ни на секунду. Девичьи письма возбуждали Бритого Ли почище иного допинга. Стоило ему подумать, сколько девиц, выстроившись в очередь длиной с Великую Китайскую стену, ожидают его по всей стране, руки сами собой начинали почесывать от волнения ляжки. Пиарщик Лю отбирал самые эффектные пассажи, и, когда он принимался за чтение, у Бритого Ли загорались глаза. Он взвизгивал, как детсад овец:
— Правда? Правда?
В конце концов Бритый Ли так привязался к этим письмам, что они превратились в его духовную опору. Когда на него наваливалась усталость, он, как заправский наркоман, просил Лю почитать ему немного и тут же, исполнившись сил, вновь погружался с головой в работу. Отвечая на вопросы интервью или ведя переговоры, он часто срывался, обуреваемый своей страстью, и сбегал, чтоб послушать очередной кусочек, а потом, сияя, вновь усаживался перед журналистами и партнерами. В такие моменты он подчас забывал, что его пресс-секретаря зовут Пиарщик Лю, и звал его просто «этот, с письмами». Пиарщик Лю был в конце концов тоже человек — и ему порой приходилось отправлять естественные надобности. Иногда Бритый Ли, которому приспичило послушать девичьи письма — закинуться этим душевным героином, не находил его на месте. Тогда он принимался орать, сам не свой от беспокойства:
— Где этот, с письмами? Куда, мать твою, он делся?
Тут из сортира выскакивал, придерживая штаны, Пиарщик Лю и начинал читать.
Журналисты нахлынули, как прибой, и так же отступили. Все длилось от силы месяца три. Тут Бритый Ли, крутившийся как белка в колесе, обнаружил, что их не стало. Хотя народу, приезжавшего потолковать о бизнесе, не убавилось, журналисты пропали, и Ли заскучал. В первые два дня у него будто гора упала с плеч — он все говорил, что сумеет выспаться, как человек. Но, проспав восемнадцать часов, так и не отоспался как следует. А Пиарщик Лю продрых семнадцать часов и тоже сказал, что ему этого было мало. Лежа дома в постели, он все равно читал по телефону Бритому Ли девичьи письма, пока часа через два на том конце провода не раздался громоподобный храп. Лишь тогда он отложил письма, закрыл глаза и захрапел сам. Так они проспали вместе еще пять часов, а потом с красными, заплывшими глазами встретились в офисе.
Еще неделю потом Бритый Ли валялся на диване у себя в кабинете, слушая, как Лю читает пересохшим языком девичьи откровения. Хотя они по-прежнему будоражили его не хуже героина, однако исчезновение журналистов оставило ощущение какой-то неправильности. Бритый Ли стал отвлекаться. Однажды он прервал Пиарщика Лю и пробурчал:
— Где журналюги?
Стоя навытяжку, Пиарщик ответил, что вся эта газетная, теле- и радиотусовка такое мудачье: где горячо, туда и кидаются. Как собаки на кость.
Бритый Ли резко сел и произнес:
— Что, я им уже и на кость негож?
— Господин директор, не надо вам так про себя говорить… — загнусавил Лю.
Ли упал обратно на диван и печально слушал девичьи письма. Пока вдруг, сияя, не прокричал:
— Нетушки! Я еще какая кость!
Поток писем вдохновил Бритого Ли — он задумал провести Всекитайские олимпийские игры среди целок. Услышав это, Пиарщик тоже засверкал глазами, а Ли, меряя шагами кабинет, пустился в долгие объяснения, раз двадцать помянув разными словами всех, кто пришел ему на ум. Он сказал, что нужно сделать так, чтобы мудаки-журналисты прискакали в Лючжэнь как бешеные псы, а сраное телевидение — организовало прямые трансляции; нужно сделать так, чтоб в треклятом Интернете тоже велось онлайн-вещание, а суки-спонсоры выложили бы свои чертовы денежки; чтобы все улицы завесили бы рекламой и долбаные девицы разгуливали бы по ним в своих поганых бикини, а все наши козлы-лючжэньцы огребли бы наконец свое ублюдочное счастье. Потом Ли добавил, что нужно, мать твою, собрать оргкомитет конкурса и пригласить придурочное начальство на место засранца-председателя и его барана-заместителя, да еще найти десяток дебилов, которые выступят долбаным жюри. Тут он специально подчеркнул, что судьи должны быть, бля, только мужиками, гребаных баб не надо. В конце этой тирады он произнес:
— А ты, падлоухий, будешь пресс-секретарь.
Пиарщик ухватил ручку и быстро-быстро записал все матерные указания. Когда Ли утомился, замолчал и плюхнулся на диван, Лю вставил свое слово. Сперва он пропел дифирамбы потрясающей идее Бритого Ли, а потом позволил себе два небольших замечания. Во-первых, название «Олимпийские игры» немножко неудачное, может быть, лучше назвать Первым всекитайским конкурсом красоты среди девственниц?
Читать дальше