Юй Хуа - Братья

— Да они в постели как пистолеты с глушителями, — добавил Чжао.

Потеряв работу, Сун Ган нашел выход и устроился грузчиком. Он таскал тюки на лючжэньском причале: с кораблей на склад и со склада на корабли. Оплата была сдельной: чем больше тюков перетаскаешь, тем больше денег заработаешь. Сун Ган носился с тюками по стометровой складской дорожке, не щадя себя. Другие работники брали всегда по одному, а он ухватывал по два. Старики, трепавшиеся у дороги, каждый день слышали его тяжелое дыхание, когда он проходил мимо. Сун Ган пыхтел, как кузнечные мехи. Он был весь покрыт потом, словно только что вылез из реки. Мокрые от пота кроссовки болтались на ногах и хлюпали при каждом шаге. Старики, качая головами, говорили:

— Ох уж этот Сун Ган. Жизни ему не жалко.

Другие грузчики, сделав три-четыре ходки, опускались, тяжело дыша, на каменные ступеньки у воды. Они пили воду, курили, болтали о том о сем и только потом снова отправлялись за тюками. Сун Ган никогда не садился на ступеньки. Сбегав раз семь-восемь, он, белый, шатающийся, с трясущимися губами, опускал тюк с плеч на палубу, сбегал по сходням на берег и тут же падал на землю. Другие грузчики призывно махали ему руками, но ему казалось, что сил пройти десять метров до ступенек не хватит. Вместо отдыха он вытягивался в рост на мокрой траве. Было слышно, как трава растет между шеей и воротником и как шумит рядом с раскинутыми руками река. Сун Ган закрывал глаза. От неровного дыхания его грудь бешено подпрыгивала, а сердце внутри, как кулак, колотилось о ребра.

Растянувшись на земле, Сун Ган быстрее восстанавливал силы. Пока он лежал, грузчики ржали на ступеньках, называя его «Отчаянным Ши Сю»*. Но он был слишком изможден, чтоб услышать. Ему казалось, что земля и небо вертятся вокруг, а за закрытыми глазами поджидает сплошная чернота. Только минут через десять с лишним, когда успокаивалось дыхание, а глаза просветлялись под ярким солнцем, он начинал слышать оклики. Сун Ган медленно поднимался и видел, как отдыхающие работники машут ему, протягивают стакан воды; кто-то даже собирался бросить ему сигаретку. Но Сун Ган легким жестом отказывался от всего этого, брел к водопроводному крану и, открыв его, надувался водой от пуза. Потом он опять, взвалив два тюка, принимался бегать мимо причала.

Проработав так больше двух месяцев, он заработал в два раза больше денег, чем все остальные, и в четыре раза больше, чем раньше получал на фабрике. Когда он первый раз отдавал зарплату Линь Хун, она страшно удивилась. Кто бы мог подумать, что он сумеет заработать так много грузчиком. Пересчитывая деньги, жена сказала Сун Гану:

— Ты теперь за месяц зарабатываешь больше, чем раньше за четыре.

Сун Ган с улыбкой ответил:

— Вот выходит, что в увольнении нет ничего плохого.

Но Линь Хун знала, каким трудом достались эти деньги. Она умоляла мужа не надрываться:

— Больше ли, меньше, мы все равно как-то проживем.

Каждый вечер, возвращаясь домой, Сун Ган был белее мела. Понурив голову, он даже не мог выговорить ни слова, а после ужина сразу падал в койку. Раньше он спал очень спокойно, так, что был слышен только ровный звук дыхания, но теперь стал громко храпеть, а по временам к храпу примешивались тяжелые вздохи. Несколько раз Линь Хун просыпалась от этих звуков, а потом никак не могла уснуть. Слушая храп и слабые вскрики, она не находила себе места от беспокойства. Ей казалось, что Сун Ган и во сне не находит себе отдыха.

К утру Сун Ган просыпался на удивление бодрым. На его лице снова играл румянец, и Линь Хун успокаивалась. С улыбкой на лице он управлялся с завтраком и, захватив судки с обедом, звонкими шагами выходил из дома навстречу утреннему солнцу. Линь Хун катила старенькую «Вечность» за ним следом. Пройдя вместе метров пятьдесят, они останавливались на углу, и Сун Ган глядел, как жена садится на велосипед, умоляя ее быть осторожнее. Линь Хун кивала и уезжала прочь, на запад, а Сун Ган шел на восток, к причалу.

Так продолжалось всего два месяца. На третий месяц Сун Ган повредил себе поясницу. Схватив два тюка, он спускался по сходням, когда кто-то на корабле окликнул его по имени. Сун Ган обернулся слишком быстро. В теле что-то хрустнуло, и он понял, что все кончено. Опустив тюки на землю, он попытался пошевелиться, но поясницу пронзила острая боль. Обхватив ее руками, Сун Ган с горькой улыбкой посмотрел на двух товарищей, спускавшихся с тюками по сходням. Они до беспамятства были напуганы его видом и стали спрашивать, что случилось.