Юй Хуа - Братья

— Жаль тратить, — честно отвечал он.

Линь Хун несколько раз говорила мужу:

— Ты обещал мне.

Но Сун Ган всегда упрямо гнул одно и то же:

— Жалко тратить.

Однажды он подвозил жену до фабрики, объясняя ей в который раз, почему не может потратить свои цзяо. Линь Хун сидела на заднем сиденье, обнимая мужа со спины и прижимаясь к ней лицом.

— Ну пусть это будет, как будто ты для меня тратишь, хорошо? — сказала Линь Хун.

Но Сун Ган упрямо не соглашался. Потом он громко зазвонил в звонок. В тот день Сун Ган все-таки потратил свои деньги. Забросив жену на фабрику, по дороге он встретил голодного как черт Ли. Тот как раз подобрал с земли кусок сахарного тростника и, пожевывая его, подошел к Сун Гану. К тому моменту он уже был в такой нужде, что не всегда удавалось ему поесть; руки у него висели, как плети, ноги хромали, но боевой дух по-прежнему был весь при нем. Чавкая выброшенным кем-то тростником, он был доволен, словно то были самые отборные деликатесы. Заметив Сун Гана, Ли демонстративно отвернулся, будто и знать его не знал. При виде этого жалкого подобия человека Сун Гану стало тяжко на сердце. Он затормозил прямо перед Бритым Ли, достал из кармана деньги с талоном, спрыгнул с сиденья и прокричал:

— Бритый Ли!

Ли повернулся, не переставая жевать, оглянулся по сторонам и спросил:

— Кто это меня зовет?

— Это я тебя зову, — с этими словами Сун Ган протянул деньги и талон, — сходи купи себе пирожок.

Ли вообще-то сначала думал продолжать выделываться, но, увидев деньги и талон, тут же рассмеялся. Он выхватил их одним движением и радушно спросил:

— Сун Ган, я знал, что ты не сможешь не обращать на меня внимания. А все почему? Потому что мы братья. Да пропади оно все пропадом, мы все равно будем братья, — ответил он сам себе.

С тех пор, едва заметив на улице велосипед Сун Гана, Ли тут же призывно махал ему рукой и выковыривал у него из кармана деньги и талоны. Вид у него при этом был самый что ни на есть бравый, словно то были его кровные деньги, временно хранимые в карманах Сун Гана.

В тот день Бритый Ли триумфально отмутузил Стихоплета Чжао и заставил здорово потрепыхаться Писаку Лю. Он сидел на корточках под платаном и слушал люжэньские пересуды, глотая голодные слюни. Услышав велосипедный звонок, Ли понял, что приближается брат, мгновенно вскочил на ноги и уверенно заорал:

— Сун Ган, Сун Ган, я целый день ничего не жрамши…

Сун Ган услышал вопли брата и тут же перестал звонить. Скользя ногами по земле, он подкатился к Ли, пробиваясь через толпу, и увидел перед собой натурального попрошайку. Сун Ган покачал головой и собирался было слезть с велосипеда, но Ли остановил его жестом:

— Да не слезай ты, гони бабки.

Сун Ган привстал на носках и вытащил из кармана две купюры по одному цзяо. Бритый Ли воодушевленно схватил их, словно Сун Ган был ему должен. Тот опять запустил руку в карман — на этот раз за талоном, но Ли, зная, что он торопится встретить Линь Хун с работы, замахал руками, словно отгонял комаров:

— Езжай, езжай.

Сун Ган выудил наконец талон и протянул Бритому Ли. Ли замотал патлатой башкой и, бросив взгляд на продталон, сказал:

— Это не надо.

— У тебя есть? — спросил Сун Ган.

— Езжай скорей, Линь Хун тебя ждет, — нетерпеливо подгонял его Ли.

Сун Ган кивнул, спрятал талон обратно и опять заскользил ногами по земле к выезду. Выбравшись из людского окружения, он обернулся к Ли со словами:

— Ну, я поехал, Ли.

Тот кивнул. Звонок опять зазвенел, и Сун Ган полетел прочь. Тогда Бритый Ли обернулся и сказал народу:

— Слишком уж братец мой слабак.

Сжимая в руке полученные от Сун Гана деньги, он, размахивая волосами, отправился по делам. Народ проводил его глазами до «Народной». Все думали, что Ли непременно тут же умнет две миски лапши безо всякого приварка. Никто и подумать не мог, что он прошагает мимо столовой и решительно направится прямо в парикмахерскую. Народ стал удивленно восклицать: не тронулся ли этот Ли рассудком с голодухи? может, он принял обрезанные волосы за макароны?

— И правда похоже, такие длинные-длинные и тонкие-тонкие, — сказал кто-то.

В толпе откликнулись:

— Женские похожи, а мужские слишком короткие. На лапшу непохоже, только на щетину.

От предположения, что Ли мог принять женские волосы за макароны, все заржали. Писака Лю подумал, что народ-то совсем темный, и громко поправил:

— Бритый Ли, если с голоду помирать будет, и то не пойдет жрать волосню — это он бриться пошел.