Андрей Молчанов - Новый год в октябре

Ты до сих пор пьян? — устало поморщился Прошин.

Сергей всхлипнул.

Ну-ну, дурачок… — Он обнял его и погладил по голове, как ребенка. — Не надо…

Как дальше-то жить?! — отодвинувшись, спросил тот. — Ну?

А знаешь что… — искренне сказал Прошин. — Я тебе завидую. Честное слово. Мне бы кого так любить… А я, собственно люблю… Жену свою. Бывшую. — Он смежил глаза, чувствуя не себе внимательный взгляд Глинского. — Вот так… — уже начиная играть, вздохнул и положил руку Сергея на колено. — Эх, Серега… Беда наша, что стали мы не друзьями, а сообщниками и крутились, как два спутника… на орбите общих махинаций. А ведь имели в душе и что-то другое… Но думали, из того другого кафтан не скроишь, сапоги не справишь.

Нет, афер наших я не осуждаю. Без них не прожить. И дело не во всяких там социальных проблемах, а просто в том, что мы — игроки. А ошибка наша, что не смогли совместить партнерство в игре и дружбу. Партнерство поставили выше дружбы. А надо наоборот.

Пропорция подвела. Ну, а Наташа… Такое раз в жизни бывает. Без повторений. Такое было…

Было у тебя и у меня. Все. Иные, приходящие после — ложь, копии… И потому жить нам теперь остается очень просто. В ветреном, приятном одиночестве. Пошлость? Нет, трагедия!

И не сочти меня нахалом… трагедия — извечно высокий жанр. Да. А это… — он ткнул каблуком бутылку, откатившуюся к батарее, — последнее дело. Мы должны быть сильными, здоровыми. Иметь много денег… Скажешь… не все можно купить за деньги? Есть чувства, сантименты…

Философия нищих, Серега. Купить можно все, если уметь покупать… Так вот. О чем я?

Иметь деньги, женщин… И — надежду. На что? На перемены, наверное. Сам не знаю в чем суть этой надежды. Да и не надо знать, вероятно. Живи… смутным предощущением чего-то хорошего, нового и меньше оставляй времени для раздумий. Будь занятым человеком. Как я.

Ты знаешь, если бы… у меня было время разочароваться в жизни, я бы в ней разочаровался.

Правда!

Господи, — простонал Глинский. — Как же ты меня отделал-то… Он осторожно ощупывал ребра.

Прошин недобро усмехнулся. Вдохновение, владевшее им в течении всей этой проповеди, исчезло, и теперь с сочувственным презрением он наблюдал за одуревшим от водки, побоев и сна Глинским. Тот оделся, отмыл опухшее лицо холодной водой и поставил чай. Прошин в расстегнутом плаще, сгорбившись, сидел перед ним, казавшись себе старым, усталым… И еще — каким-то безнадежно обреченным. Встал. Протянул Глинскому руку. Спросил:

Ну так… как? Со мной?

Боязливо, будто прислушиваясь к чему-то, Сергей повел головой и неуверенно сжал его пальцу своими — холодными и потными.

«Достигнутая и поверженная цель…» Прошин застегнул плащ, поправил пряжку пояса и двинулся к двери.

Куда пошел? Оставайся ночевать, — предложил Глинский хмуро. — Время позднее…

Я тоже не люблю, когда друзья уходят вечером, — не глядя на него, улыбнулся Прошин. — Но оставлять их ночевать… Утром заспанные физиономии, суета… До завтра!

«Два подлеца пожали друг другу руки и разошлись, — прошептал он в кабине лифта. — Серега скатился вновь… Плевать…».

Алексей, — сказала секретарша, не отрываясь от бумаг. — Вам письмо.

И Прошину бросился в глаза узкий голубой конверт с сине-красной авиакаемочкой и пестрой маркой, изображавшей рыбку на фоне коралловых зарослей. Ниже белели буковки:

AUSTRALIA.

«Итак…» подобрался Прошин.

А что «итак»? Осечки быть не могло, и ее не было, и пршлогодняя встреча в гостинице обернулась этим письмом, предлагавшим ему, мистеру Прошину, к октябрю сего года прибыть в страну, где выпускаются марки, изображающие кораллы. Из письма также явствовало, что некто мистер Манчестер уже сидит на чемоданах, вероятно, мечтая увидеть Россию столь же загадочную для него, как и Австралия для упомянутого мистера Прошина.

Он бережно сложил письм и сунул его обратно в конверт.

«А вот теперь: итак…» — подумал он.

Следующий акт спектакля был настолько неприятен, что у Прошина не хватало духа даже задуматься, как надлежит его разыграть. Он вытащил из сейфа запылившуюся папочку с заявлением разгромленного конкурента, наотрез отказавшегося от работы за границей, и отправился к самой главной двери НИИ.

Бегунов что-то писал. Прошин молча подошел, сунул письмо ему под руку и сел напротив.

Тот искоса посмотрел на Алексея, взял конверт, спокойно прочитал текст. Лицо его ни на секунду не потеряло равнодушного выражения. Затем письмо отправилось в ящик стола, ящик задвинулся, и Бегунов сухо сказал: