Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов

— Обалдеть.

— У меня есть такая, знаешь, финская мочалка, которую надевают на руку.

— Numero unо.

— Педикюр. Это тоже очень важно.

— Ты считаешь, что ты как огурчик, так что ли?

— Нет. Я ощущаю себя старой калошей.

— Чувствуешь себя как разбитая машина на обочине шоссе, лишенная всякой ценности.

— Чувствую себя как мне все это не нравится!

— Ты просто слегка раскис, старик, раскис, вот как это называется, раскис.

— Так как же это вышло, что нам не подносят никаких таких венков из роз с алой шелковой лентой с золоченой надписью на этой хренотени? Как это вышло?

— А черт его знает. Может, мы проиграли?

— Ну, как могли мы проиграть? Как могли мы? Мы!

— Мы держали хвост пистолетом. Могли хоть кому настучать по тыкве, начистить хлебало. И все же, может быть…

— Помню старые денечки, когда мы почти автоматически…

— Да. Почти без усилий…

— Верно. Заходите, коммандер. Ставьте прямо сюда, да все равно куда, дайте я место расчищу. Ставь эту посудину прямо здесь. Одиннадцатифутовый серебряный кубок!

— С великолепной гравировкой, с датами.

— С великолепной гравировкой, с датами. Но это было тогда.

— Так. Помощь ожидается?

— Я позвонил по номеру насчет помощи, и они сказали, что помощи больше нет.

— Я отведу тебя в Затон.

— Чего я там не видел?

— Я отведу тебя в Затон, город новой жизни.

— Может, завтра или еще когда.

— Затон, возвращающий бодрость.

— Слушай, мне как-то не с руки.

— Где можно соприкоснуться с первоосновами, поздороветь даже против своей воли.

— У меня уйма дел.

— Эта пустынная дорога. Она ведет в Затон.

— Нужно прополоть и проредить хлопок, забежать в аптеку.

— Ты бывал когда-нибудь в Затоне?

— Да, я там бывал.

— Затон, город новой надежды.

— Настроить окарину, пришить пуговицу к рубашке.

— Ты много путешествовал? Ты достаточно много путешествовал?

— Я путешествовал, и немало.

— Чтобы вернуться, нужно сперва уйти, это фундаментальная истина.

— Радость возвращения есть высшая из моих радостей. Достигается прогулкой вокруг квартала.

— Затон. Ты видел новую казарму? Для государственной полиции. Они использовали для строительства этот красный камень, который у них там повсюду, очень симпатичное здание, тусклое и красное.

— А полицейским нравится?

— Кто же их спрашивал. Но они вряд ли могли бы… Я насчет что она же новая.

— Проветрить спальник, почистить фляжку.

— Ты видел новый амфитеатр? Построен из красного камня. Они ставят там все трагедии.

— Да, видел, он совсем рядом с железнодорожным вокзалом, верно?

— Нет, он поближе к Великому Лицею. Великий Лицей, сверкающий янтарь в оправе надменного города.

— Я бы сейчас совсем не отказался от жареной картошки. Жареная картошка с кетчупом.

— Затон. Задуман как один из этих новых городов. Где все и каждый будут счастливее. Очень строгие местные законы. Там не позволяют иметь автомобиль.

— Да. Я был там в начале. Я помню лихорадку перед сдачей проекта. Меня попросили сделать доклад. Но мне ничто не шло на ум. Я просто стоял там, в синем рабочем халате с эмблемой Затона, точь-в-точь похожем на беременное платье, стоял и молчал. Я не мог придумать, а что же сказать. В конце концов я сказал, что присоединяюсь к общему мнению.

— Единственная тамошняя древность это монастырь, датируется 1720 годом или около того. Там есть Черная Богородица, и Богородица черная, и Ребенок тоже. Датируется 1720 годом или вроде того.

— Я видел. Крутая вещь. Такая крутая, что слезу вышибает.

— А осенью приезжает цирк. Выступает всаду красных камней, где резные красные астры и резные красные флоксы оттеняются поребриками из желтого берилла.

— Я видел. Поразительно круто.

— Так что решено, мы едем в Затон, где будут рауты и пирушки, а может, еще и простая, без формальностей танцулька, может — пообжимаешься на веранде с одной - другой тамошней ослепительной красавицей.

— Теперь я не очень чтобы очень насчет обжиматься. По большей части я стою перед ними на коленях, занимаюсь для них вязанием или делаю грамматический разбор…

— И затонское стадо бизонов. Шесть тысяч зверюг. И все они еще живы.

— Каждый дом имеет обширный парк и газоны, латунные подсвечники, троекратную в день доставку почты. Элегантные вдовы, одиноко живущие впросторных особняках, поливающие газоны с помощью вращающихся желтых разбрызгивалок, внимательно обследующие траву в поисках побуревших участков, которые должно полить. Иногда в доме есть взрослый ребенок, или почти взрослый, работающий в школе или больнице, преподавателем или консультантом. Стены многих домов украшены семейными фотографиями, если спросить, кто там изображен, тебе ответят охотно и с удовольствием. На закате всех, кто прожил этот день, награждают орденами, крестом св. Жайме, крестом св. Эма.