Так вот, если допустить, что здесь перед нами не роковая ошибка памяти, то сия фуражечная демонстрация и брызжущая через край— на Нелли—родительская радость слагались, по-видимому, из следующих компонентов: облегчения (неизбежный шаг сделан, причем помимо твоей воли), чистой совести (отказ от членства в этой сравнительно безобидной организации — «Морских штурмовых отрядах» — был чреват последствиями. Какими? Слишком уж лобовой вопрос), блаженной гармонии (не всякому дано быть отщепенцем, и, когда пришлось выбирать между смутно-неприятным ощущением под ложечкой и несущимся из радиоприемника ревом многих тысяч глоток, Бруно Иордан, как человек общительный, проголосовал в пользу этих тысяч и против себя самого).
Нелли же таким манером познает сложное чувство благодарности — вроде того, что охватывает ее вечерами, когда мать напевает над ее кроваткой колыбельную — про добрую ночь, укрытую розами, усеянную гвоздочками. О всамделишных ли гвоздочках там речь, лучше не спрашивать.
Выходит, одно и то же чувство — благодарность —можно испытывать по совершенно разным поводам. Запоздалое осознание внутренней экономности чувств.
А теперь насчет вышеупомянутого отчета о митинге; 2 июня тридцать третьего года его тиснул в «Генераль-анцайгере» местный репортер, который подписывался инициалами А. Б. Так вот, накануне штандартенфюрер Рудн Арндт публично заявил, что страховой служащий Бенно Вайскирх скончался не от увечий, нанесенных ему арндтовскими молодчиками, а от сердечной недостаточности. Подумаешь, поколотили немного, от этого еще никто не умирал (дословная цитата). Этот Вайскирх, не пожелавший порвать позорную связь с еврейкой, пытался удрать от народного гнева в направлении Мещанских Лугов, не щадя своего, как всем известно, слабого сердца. Национал-социалистская совесть штандартенфюрера как нельзя более чиста.
Нелли выучилась читать в 1935 году, а газетами начала интересоваться самое раннее года с тридцать девятого — сорокового. В прошлом, 1971 году, в прохладной научном зале Берлинской государственной библиотеки тебе впервые попались на глаза объявления вроде нижеследующих. Мы особо подчеркиваем этот факт, прежде чем привести здесь тексты, которые кажутся прямо-таки невероятными.
Лозунг «Общественная польза превыше всего» уже вполне популярен, и вот 1 апреля 1933 года начинается бойкот еврейских фирм и частных практик. В Л. — ныне польском городе Г. — бойкоту подвергаются девять врачей (из них один ветеринар) и десять адвокатов, а также значительное, но точно не названное число коммерсантов. У их дверей несут караул усиленные посты штурмовиков, не пускающие клиентов и покупателей в приемные и магазины (хотя владельцы в те дни уже добровольно их закрывают), а прочие граждане родного Неллина города сидят тем временем у себя дома за кухонными, обеденными, письменными столами и сочиняют объявления, которые завтра же понесут в «Генераль-анцайгер».
Они извещают друг друга, что и сами они, и их отцы коренные пруссаки и членами Совета солдатских депутатов никогда не состояли. Иоханнес Матес, Фридрихштрассе. Они объявляют свой текстильный магазин чисто христианским предприятием. Объединяются в общество христиан-обувщиков: «Разъяснение! Дом обуви Конрада Такка, хотя и пользуется розовой с изнанки фирменной бумагой, не есть, однако же, христианское предприятие. Лишь люди с претензиями появляются на улицах с такими обувными коробками. Просим обратить на это особое внимание. Христиане-обувщики города Л.». Один из учителей танцев — их в городе два — официально уведомляет другого, что тот закаленный в боях военный летчик, представитель исконно германского и наилучшего семейства учителей танцев. Сам он отставной обер-лейтенант 54-го полка полевой артиллерии.
Крайсляйтер НСДАП лично информирует: «Бойкот, который штурмовые отряды СА объявили в субботу г-ну адвокату и нотариусу д-ру Курту Манеру, проживающему в Л. по адресу Фридебергерштрассе, 2, вызван ошибкой и снят».
Мелкие происшествия: еврей Ландсхайм подал жалобу на 48-й полк СА.— 28 апреля 1933 года: создана Государственная тайная полиция (гестапо). —Бомбы над Л.: маневры авиационной эскадрильи СА.
«Открой окно, пришла весна, садись в машину, даль ясна!»
Когда библиотекарша подошла к твоему столу, чтобы одолжить тебе карандаш, ты быстро прикрыла объявления чистым листком бумаги. Она удивилась, что тебе жарко, — в этих толстенных стенах сама она даже летом не расстается с вязаной кофтой. Однажды ты не выдерживаешь, сдаешь газетную подшивку на хранение, долго бродишь по улицам — Унтер-ден-Линден, Фридрихштрассе, Ораниенбургер-Тор,—заглядываешь в лица прохожих, но впустую. Остается одно: наблюдать изменения собственного лица.
Читать дальше