Сергей Солоух - Игра в ящик

– Хороший ракурс, – сказал Матвей. – Да... я никогда и не думал... не думал, что это может так выглядеть... А материалов у меня на пять статей, для всех типов резцов, честное слово...

И до конца дня Подцепа и Гринбаум посмеивались и перемигивались. Словно весь мир сегодня как надо сделали, отбарабанили, туда-сюда свозили, не исключая и хорошего человека, но сущего урода и бездельника, полдня дуру гонявшего в пустом картофелехранилище Гарика Караулова.

Утром в воскресенье Ромка проснулся словно на работу, в половине седьмого, и сразу стал собираться. Расписания электричек он не знал, да и как мог узнать, уезжая ни свет ни заря и приезжая так поздно, что только спать и больше ничего. Но регулярно налетавшие со стороны железки свистки и быстрый расчет колес были слышны и днем и ночью в любом конце Вишневки, так что Рома не сомневался: долго ждать не придется. Только вот денег не было. Одно лишь серебро. Копеек семьдесят осталось. Могло и не хватить на билет из шестнадцатой зоны в третью. Расчет совхоз производил в конце заезда, а Ромка рвал когти ровно посередине.

– Матвей, – Подцепа легонько потряс плечо спящего Гринбаума. Уработанный в лохмотья боевой товарищ, как земноводное, открыл один сырой, ничего не видящий глаз. – Одолжи, пожалуйста, трояк.

– В куртке, – болотный глаз закрылся.

В куртке нашелся кошелек, а в нем вся уже купоросная от бесконечной смены рук пятерка и четыре полоски такого же древнеегипетского пергамента – рублевки.

– Я взял четыре, – сказал Роман.

Но за минуту Ромкиных манипуляций на земной поверхности Матвей Гринбауму уже прошел счастливым задним ходом всю геологию сомнанабулических слоев забытья и, вновь вернувшись, целиком зарывшись в самый сладкий протогей сна, ни ухом не повел, ни рылом.

Так и хотелось уйти Роману. Ни с кем не прощаясь. Просто исчезнув, растворившись в беломоро-балтийских горбах тумана, который под утро щедро надышала кисельно-молочная река Ока. Но не вышло. На крыльце, на ступеньках сидело то, о чем вообще не хотелось вспоминать. Десять минут назад, когда Подцепа выбегал умыться и облегчиться, все было чисто, никого, и вдруг Ирина Красноперова. Собственной персоной. Бухая и несчастная русалка.

– Ты где... ты где все время прячешься, Романчик? Ни утром тебя нет... ни вечером... В окно увидела, как ты сейчас... туда-сюда...

Она сделала рукой несколько вялых движений, будто невидимого комарика прогнала. Роман стоял. Просто переступить было как-то неудобно. И вообще, противно и скверно на душе.

– Ты жадина, – вдруг с ясностью свойственной лишь только мертвецки пьяным, объявила Ирка. – Жадина. Пожалел девушке... пожалел...

– Подцепу! – дурацкая шутка совершенно неожиданно, необъяснимо для самого Романа сорвалась у него с губ, и вдруг освободила от всякой неловкости и стеснения.

Он перешагнул через светящееся от алкогольных, звездных испарений тело и легко зашагал прочь. И смех его разбирал до самой станции, так ему показалось уместно и здорово быть Ромкой, именно Подцепой в этом ИПУ, которое, по меткому выражению такого многоликого Гарика Караулова, всех и всегда в ББ. Самым главным получается. Как бригадир в этом совхозе – моряк в тельняшке. Номер один. Вот так. Знай наших.

Дорогой в электричке Роман Подцепа думал только о работе. О том, как примет в своей отдельной комнатке с кухонькой и туалетом ванну. Горячую, все окончательно смывающую, и сядет добивать методику. Прямо сегодня. Прямо сейчас. Немедленно. Он и в деревню зачем-то потащил машинописные листки, густо исписанные, словно сортирная стена стишками, синим шариком профессора Прохорова.

И в самом деле, действительно, там, в этой Вишневке, Роман что-то такое и впрямь от себя отделил, как будто очистился, как будто избавился от чего-то несвойственного, чужого, приобретенного, отягощавшего зачем-то его сердце. От сомнений. От мучительного ощущения нарушенного плана, даже его ошибочности, может быть. Нет, эта штабелевка и шестьдесят восемь рублей, которые через неделю привезет Матвей Гринбаум, не были случайностью. Работа, она, работа все снова поставила на место. Ясно и точно подтвердила главное. Все правильно он делает, Роман, все верно, просто иногда требует от судьбы невозможного, а она и так за него горой. Убедился. В который раз.

И еще в своей силе. И даже не от денег, которые Ромка вдруг счастливо заработал и скоро отошлет домой, так просто было и легко. А от мысли, что всегда и везде, в любой ситуации берет верх его чистое, верное подцеповское начало, а значит обязательно и непременно победит оно мутное, неразъясненное иванцовское, и все будет в порядке с Димкой. И с Маринкой. И с ним самим самим. Р. Р. Подцепой.