Сергей Солоух - Игра в ящик

– А ты-то, Ромка, какого хрена приуныл? Думаешь, жене на тебя настучат или профессору? Или сразу оперу, раз нынче можно на бытовухе набрать очки?

– Да нет, – смущенно что-то начал объяснять Подцепа, – просто такой момент...

– Кончился момент, – вдруг снова начал качать слюну и шумно харкаться Караулов, – все. Не вышло. Парикмахерские сильно много света жгут после десяти и в магазинах надо платить за сверхурочные, но главное метро ни фига им не резиновое. Всех сразу к девяти им херушки отвезет на Родину пахать. Конфуз. Только вот нас еще погнали сюда в субботу, по инерции, чтобы ни минуты страдной не пропало. Долбо...

Быстрый глаз Гарика неожиданно округлился. Интеллигентно покачивая длинными усами, из-за края стола на клейкую столешницу выступил местный житель – довольно крупный рыжий таракан. Деликатно подышав гузкой, но обстановку оценив трагически неверно, детской скорлупкой, корабликом сорвался и заскользил по влажной диагонали с севера на юг.

– Ах ты, тля пруссацкая, – с восторгом губами чмокнул Караулов и одним молниеносным движением руки прищемил, как яблоко, у него под пальцем хрустнувшую задницу. Оставшиеся усы и ножки взметнулись к небу, задергались, зашевелились, но высокое и черствое осталось глухо к мольбе бессловесного.

– Пошли, – сказал Роман, сам удивившись тому, что незаметно всю свою лечебно-профилактическую дозу принял. Пустая кружка.

– Пошли, ага, – весело согласился Гарик. – Пошли поссым. Я угощаю.

В большой, пионерской столовой в другой части села, у засыпанного крупным остроугольным щебнем змеиного языка – дороги, ведущей вниз, к переправе через Оку, Роман съел большую тарелку жидкой горячей каши и залил литром густого черного чая. Обжигающая пальцы и губы алюминиевая кружка стоила шесть копеек. Мимо правления, мимо футбольного поля с с крашеными досками низенькой двухъярусной трибуны, вдоль по опрятной улице в желто-черных с хрустом лопавшихся под ногами жуках вернулись в барский дом, бывший туберкулезный санаторий, и завалились спать. И сон на этот раз был чистым как свежая простынка, никаких чебурашек и пьяной музыки, лишь бесконечная и ровная январская лыжня.

Далеко за полдень Романа разбудил Караулов и позвал «на распределение». В соседней большой комнате, оказавшейся сегодня вовсе и не комнатой, скорее верандой, опоясанной широкой лентой оконного переплета, уже сидели все, с кем Рома вчера приехал. Только председательствующий, единственный стоявший, а не сидевший на кровати, был не из свежей партии. Рома хорошо его знал, системщик с ВЦ по фамилии Каледин. Ну да, Андрей Каледин. Потом выяснилось, что с этого лета ответственный от ИПУ за шефскую помощь все три месяца кукует тут, в Вешняках. Бессменно и безвылазно сохраняет преемственность и взаимопонимание.

– Все тут? – спросил системщик агрономического профиля.

– Двоих нет. Уехали в Константиново.

– Культурный уровень повышать? – кончиком карандаша Каледин почесал крылышко носа. – Ну и хорошо, за инициативу и проявленную сознательность поставим их штабеливать, как раз два человека нужно.

В нескольких местах впереди и сзади засмеялись.

– Работа для негров, – негромко прокомментировал Караулов, – я, сука, попал в прошлом году. Весь световой день в поле, от зари до зари, да в гробу бы я видел их червонец в день, люди сюда отдыхать приезжают, а не убиваться на их сене...

Продолжения Роман не слышал, все прочее попросту потеряло всякое значение и смысл. Червонец в день? Это же шестьдесят рублей за неделю пребывания здесь. Не рубль двадцать за выход, которые платили на капусте в позапрошлом году. Шестьдесят рублей, практически тринадцатая стипендия получается. Кто бы мог подумать, что тут такая работа бывает! Настоящая.

По окончании собрания поперек общего движения на выход Ромка ринулся к Каледину.

– А можно меня вписать... поставить, как там... штабеливать...

– На водку времени не будет, – предупредил человек с карандашом, – ни на что не будет...

– А деньги будут? – спросил Роман, смешно и безнадежно залившись краской.

– Одиннадцать пятьдесят в день... – Каледин ухмыльнулся и пальцем почистил в ухе. Словно собака задней ногой. Но новые прекрасные звуки в освобожденном от серы ушном проходе не зазвенели.

Подцепа точно в рот воды набрал. Он просто не мог поверить своему счастью, и пятна румянца, наглядно иллюстрируя всю силу эмоционального потопа, расплывшись, соединились у него на лбу и подбородке.