Иногда это были хорошие субботы, а иногда плохие. Случалось, что к обеду, к трем часам Сашкин портфель был уже пуст, и они срывались через вереницу арок к улице Щусева. Это называлось проверка. После подачи заявления в семьдесят восьмом, после торжественного изъятия комсомольского значка и будничного отъема студбилета, после психушки, где ВТЭК ему в конце концов проштамповал освобождение для военкомата, Саня научился с серьезным видом делать уморительные вещи. Так Оле это виделось. Ну вот, например, уходить от слежки.
И никогда никто за ними не увязывался, но это было обязательное отжимание, пауза в каждом дворе. Изучение тетки с кошелками, и не пытавшейся их высмотреть, укрывшихся за брошенной чековой таратайкой, а как-то, при двух занятых руках, уклюнуть черные клавиши кодового замка на двери подъезда. Потом на Толстого, словно вынырнув, уже не оборачиваясь, шли налево или направо, в маленькую стекляшку с аистом на Бронной или в такую же точно стекляшку, но без птички и без сортира, зато с солянкой и бараньим шницелем в Палашевском. И можно было там, согревшись, над всем над этим посмеяться.
– Херня какая-то.
– Нет, ошибаешься, херня – она жидкая.
Но бывало и совсем иначе. Мрачный, словно уже наевшийся чужой земли, Сашка с полным портфелем оставался, даже отсылал ее:
– Иди. Сегодня с утра уже шнырял тут один из восемьдесят девятого. Образованный. «Восемьдесят четвертым» интересовался. Иди. Зачем тебе портить биографию приводом?
Она пыталась шутить, привычно зубоскалить по поводу дикой фамилии начальника этого восемьдесят девятого отделения. Волк. Егор Андреевич Волк.
– Думаешь, я похожа на Красную Шапочку? Или на бабушку?
Но очки и чепчик не у кого было одолжить, и все это выходило как-то натужно, по-дурацки. Саню не трогало.
– Иди. Я позвоню, – говорил он и, неправдоподобно натурально в который раз озирался. Артист «Одесской киностудии» Высоцкий.
– Ладно.
И Олечка уходила. Через те же арки. Но не останавливаясь и не оборачиваясь. И все, что оставалось у нее тогда в руках от Сани, – книга, на обложке которой Олин попутчик Б. А. Катц читал рекламный вынос «...motley crew of frauds and fornicators...» и понимал значенье лишь одного-единственного слова «crew» – экипаж.
Все главные трилогии американского писателя с французским именем и немецкой фамилией собрал ей Саня за пару лет и еще полдесятка мелкой рассыпухи, навроде сборника статей «Stand still like the hummingbird». Сашкины покупатели возбуждались физиологически натуральнее от другого – от карманных книжечек издательства «Олимпия Пресс». Но и тут были свои неожиданности. Какую-то из них раскрыв и прочитав до конца, Саня стал искать другие книги того же автора, но уже на русском. И теперь не он, а Оля по субботам подряжалась в книгоноши, снабжала чтивом – доронинской слепой машинописью на голубой беломоровской бумаге или его же серыми в фальшивых банковских разводах ксерокопиями. Однажды где-то уцепив сидровское, американское издание другого эмигранта первой волны, Саня передал Доронину в подарок. Тот взял, но через пару дней вернул:
– Простите, Оля. Очень неудобно, но у меня, оказывается, есть, точно такая же. Совсем забыл. Вы лучше сами ее прочтите, вещь очень хорошая. Советую.
Кому-то Оля Прохорова книжонку тут же и передарила, уже не помнит. Сама девушка к чтению на родном языке так и не пристрастилась. Песня «Я твой тонкий колосок», в отличие от Сани, не брала ее ни с той стороны, ни с этой. Смешила, как и все прочее.
И никогда он ей не звонил. Забывал обещание, заматывал. Как обычно, как всегда. Или опять Саньку мерещились жучки и микрофоны, что точат советский телефонный кабель день и ночь, как короеды. Звонила или не звонила, по настроению, сама Олечка. Но, как послушная дура, всегда из автомата. Словно и в самом деле верила, что их с замиранием слушает Лубянка, как вся страна во время запуска «Союза» – Интервидение.
– Ну и что? Повязали вас, спекулянтов? Тунеядцев со справками?
– Повязали.
– И как?
– Да как обычно. Обошлось. Коля Слон за всех Пентами откупился. Потом по пятнадцать скинулись, компенсировали ему.
Ну да. Куда волку-то против слона. Не удав, чтобы заглатывать. Лучше деньгами или вот журналами с покрытым и непокрытым мясом. Сашка ее однажды знакомил, как и со всеми на Качаловке, и с этой, действительно, горой, но наделенной мозговым веществом в объемах мелкого членистоногого. Арбуз – ягода, а слон – насекомое. Огромный, белобрысый, пузырь убежавшего теста, он тоже строил планы, как сделать из страны ноги. Носил в кармане, не в сумке, где одна кромешная порнуха, журнальчик благолепного союза молодых католиков.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу