Сергей Говорухин: Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)

Руки по-прежнему скользили в поисках застежки – они всегда совершали уйму ненужных движений.

– Здравствуйте. Скажите, вы работаете в отделе охраны памятников?

– Ну, да…

– Вы не согласились бы взять под охрану один памятник?

– Вас?

Стало скучно и привычно: с этой глупой фразы начинался чуть ли не каждый пятый телефонный звонок.

– Совершенно верно, меня, – почувствовав раздражение, невесело усмехнулись на том конце.

– Знаете, молодой человек, – вздохнула она, – если вы думаете, что оригинальны, то глубоко заблуждаетесь. Вы далеко не первый предлагаете мне подобную глупость.

Он помолчал.

– Я и не претендую на оригинальность. Извините.

И оборвался короткими гудками.

Она улыбнулась, закурила.

– Лера, ты идешь? – мелькнул голос сотрудницы.

– Нет, не жди меня.

Голос пропал. Лишь в глубине коридора слышалось мокрое шлепанье тряпки и ежевечерний мат уборщицы.

Снова зазвонил телефон.

– Как ни странно, это опять я.

– Я догадалась.

– Черт с ней, с оригинальностью. Просто так мы можем встретиться?

– Можем.

– Сейчас вы, конечно, скажете, что сегодня заняты.

– Ничего я не скажу, – Лера поплевала на окурок – видел бы он ее в эту минуту. – Назначайте время и место. Он назначил. Деликатно поинтересовался, удобно ли ей.

– Удобно, удобно, – отвечала она.

Ей были совершенно безразличны и он, и встреча, и все на свете. Но неотвратимо подступал вечер с его одиночеством и попыткой куда-нибудь себя деть – один из тысячи похожих друг на друга как две капли воды, бесконечных вечеров.

Они и встретились. Лера – в черном дутом пальтишке, красной шапочке, красных сапожках, до умопомрачения хорошенькая. Он – в длинном плаще, высокий, уже седеющий.

– Валерия, – постучав сапожком о сапожок, протянула руку в красной перчатке.

– Валерий, – он вложил ей в руку букет бордовых роз. – Очень вам идут.

– Лерочка-Валерочка, – простучали сапожки. – Вы убиваете меня галантностью. Куда поведете?

– Куда прикажете.

– Куда прикажу… Ресторанов терпеть не могу. В кино вроде возраст… – она загибала пальчики на руке. – Можно, конечно, в театр, но придется волей-неволей отвлекаться на сцену, а это может закончиться катастрофой. Пойдемте, что ли, ко мне. Я предложу вам чай или кофе. Вы что предпочитаете?

– Портвейн.

– Что ж, можно и портвейн.

– Вы, простите, одна живете?

– Одна, одна…

В винный отдел тянулась очередь длиною в жизнь.

– Очередь за счастьем, – заметила Лера. – Портвейн отменяется.

Он достал из плаща бутылку марочного.

– Счастье в наших руках.

– Вы производите впечатление предусмотрительного человека.

– Это кажущееся впечатление.

Квартира оказалась уютной, обставленной с безупречным вкусом.

Он пощелкал пальцем по переплетам книжек, прошел в кухню узким коридорчиком.

– У вас хорошая библиотека и вообще славно. Значит, так и путешествуете: из комнаты в кухню, из кухни в комнату.

– Так и путешествую. А вы?

– Я объездил полстраны, но нигде не обрел душевного равновесия. И вот теперь смотрю на вас и думаю: может, эта женщина разберет хаос в моей душе?..

– Я что, похожа на вторую половину страны?

Он усмехнулся.

– Бог вас знает, на кого вы похожи… Только мне у вас так спокойно, будто я здесь родился и вырос, и вот, наконец, вернулся…

Лера не ответила. В ее дверь стучался незнакомый, непохожий на других человек, и она пока не понимала, нужно ей это или нет.

Он разлил вино по большим бокалам на высоких ножках.

Опалово-золотистый цвет вина вносил в душу смуту и неопределенность.

– Крепленое? – спросила Лера.

– Марочное.

– Марочное – тоже крепленое. Это я знаю. Вообще-то из меня такой питок…

– А из меня ничего. Знаете, один писатель сказал: «Я не только по-прежнему ничего не пью, но и не понимаю, как можно вырывать страницы из этой и без того короткой книги» [1]. Теоретически я с ним согласен…

– Много пьете?

Он промолчал. Ему хотелось, чтобы она пожалела его, сказала что-нибудь мягкое, успокаивающее, но она была далеко, и занимал он ее постольку, поскольку присутствовал в ее пятиметровой кухне.

Он никак не мог привыкнуть к мысли, что на свете есть люди не менее одинокие, чем он сам.

– Да, – протянул он и снова налил. – Ну, а как вы вообще поживаете?

Она улыбнулась.

– Так себе поживаю. Обыкновенно. Охраняю памятники, езжу в командировки…

– И одна?

Она пригубила.

– Вот с вами.

Он почему-то смутился, выпил до дна.