Сергей Говорухин: Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)

Старик не спал.

Сквозь неплотно задернутые шторы в комнату давно вполз рассвет, и в полумраке было видно, какой напряженной болью полны его глаза.

В изголовье на столике, между холодным чаем в подстаканнике и раскрытой на середине книгой, ждал своего часа старый будильник в кожаном футляре. До звонка оставалось несколько минут, и старик вглядывался, как неотвратимо сходятся стрелки часов. Наконец будильник зазвенел, и, пока не кончился завод, старик плакал, прикрыв глаза рукой, словно стесняясь кого-то постороннего и равнодушного.

Будильник давно отзвенел, а старик по-прежнему лежал, не открывая глаз. И лишь после нескольких обрывистых, но настойчивых звонков в дверь встал, обнажив худые старческие ноги в больших трусах, и вышел в прихожую.

На пороге, нелепо имитируя бег на месте, подпрыгивал сосед – немолодой мужчина в спортивном костюме и кедах. – Побежали… Вадим… – сосед пытался говорить в такт бегу.

– Ты беги, – отказался старик. – Я что-то не совсем сегодня…

Сосед недоуменно пожал плечами и устремился вниз по лестнице.

В ванной старик подошел к зеркалу. Лицо ничего не выражало.

Он подправил лезвие, густо намылился и стал бриться. Побрившись, оглядел себя в зеркале и, хотя лицо было совершенно чистым, намылился и побрился еще раз.

Затем он взял тряпку и наспех, как умел, вымыл окна в квартире.

Протирая закоптившееся кухонное стекло, он бросил тряпку, достал из буфета заброшенную пачку папирос (табак был сухим, покрывшимся плесенью) и, сев на подоконник, как это делают мальчишки и одинокие женщины, закурил в раскрытое настежь окно.

По улице, неуклюже загребая ногами, бежал сосед. Заметив молодую женщину, он оборачивался и обреченно вздыхал на ходу.

Глядя на него, старик подумал, что мальчишество не растворяется в крови и лишь последний предел старости безразличен к молодости.

Он выбросил папиросу и захлопнул окно с недомытой рамой.

Снова раздался звонок в дверь. Это был сосед. По тому, как тяжело он дышал, можно было догадаться, что им проделан серьезный маршрут.

– Я подумал: может ты заболел? Как-то странно, Вадим…

– Я здоров, – отвечал старик.

Они говорили, разгороженные порогом его квартиры. Сосед – на лестничной клетке, старик – в коридоре. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и во всей позе его и в том, как он говорил, чувствовалось не свойственное ему спокойствие.

– Ты бы зашел, Костя, – попросил старик.

Сосед пожал плечами, была у него такая идиотская привычка, и прошел в коридор.

– Через час мне на работу, – предупредил он.

– Позавтракаем, – сказал старик, – и побежишь. В крайнем случае, опоздаешь. Ты начальство – тебе можно.

– Жена дома. Ждет…

– Да она на двадцать лет вперед все тебе простила, жена твоя…

Старик поставил чайник, бросил в кастрюлю четыре яйца. Достал из холодильника колбасу, масло.

Сосед огляделся.

– Как у тебя… – он подбирал слово, – пустынно…

– Пустынно, – отозвался старик. – Ты ведь никогда у меня не был. И я у тебя. Живем в одном доме, бегаем по утрам и даже не поговорили.

– Всеобщее разобщение, – вскинул плечи сосед.

– Живем, как будто сбрасываем в бездну одинаковые дни. И не мудреем, и лучше не становимся…

– Тебя бессонница, что ли, замучила? – улыбнулся сосед. – Что?

– Чего ты взялся философствовать-то с утра?

– Да какая, к черту, философия… Жизнь-то прошла, Костя, а зацепиться не за что…

Сосед взял папиросу. Долго крутил в пальцах, неумело сминая гильзу.

– Ты был на войне, – серьезно сказал он, – разве этого мало…

– Был. И вернулся. Целый и невредимый… И все ждал, когда наступит день и час и я совершу что-то достойное того, что делал там… – Старику показалась неловкой эта фраза – он встал, достал с полки чашки и, повернувшись к соседу спиной, стал отмывать их ершиком под струей горячей воды. – Так и прожил в ожидании…

– Напиши мемуары.

– Рядовые не пишут мемуаров.

Сосед поднялся.

– Побегу. Уже опаздываю…

– А завтрак?

– Да хрен с ним… Перехвачу в буфете. Только ты…

– Ладно, – отмахнулся старик.

Яйца переварились. Старик выключил газ, аккуратно слил воду и выбросил кастрюлю в ведро.

Потом он одевался, то и дело поправляя пиджак и галстук, поскольку давно не носил ни того ни другого и совсем отвык.

Сначала он зашел на почту и, выстояв очередь среди таких же стариков и старух, получил пенсию.