Дмитрий Лекух - Башни и сады Вавилона

Он задумчиво качает головой.

– Я, – шевелит слегка побелевшими губами, – кажется, понимаю. Но ты все-таки продолжай. Разговор в любом случае между нами, обещаю.

Я вздыхаю.

– Ну тогда надо издалека начинать, – взбиваю хилые больничные подушки, старательно укладываю их себе под спину, верчусь, пытаясь устроиться поудобнее. – А это, сам понимаешь, надолго. А мы как раз расходиться собирались.

– А ты в общих чертах, – усмехается и тоже тянется за коньякием, – я пойму. Не маленький мальчик, в конце концов, сопли вытирать и превращать нормальную взрослую еду в тщательно протертую кашицу мне не обязательно…

– Ну хорошо, – вздыхаю, прикуривая. – Раз уж речь зашла об «общих чертах», ты в этих самых общих чертах представляешь, с какого такого хера Господь Вавилонскую башню рушил да Всемирный потоп устраивал?

Он на секунду теряется.

– Что-то и впрямь очень глубоко, – трет усталую от очков переносицу. – Ты б еще прям от сотворения мира начал. Как в детстве, «от печки». Насколько я понимаю, там людишки себя немного неправильно повели. Грешили, хулиганили, на власть Его покушались, пытались вровень встать, и это – как минимум…

Я тихо смеюсь.

– Людишки, Викентий, грешили всегда. И неправильно себя вели тоже: и до, и после потопа. Ной, например, хоть и был исключительно за праведность Богом выбран, а прямо сразу после потопа так нажраться умудрился, что даже нам с тобой такое учудить вряд ли получится. Вплоть до инцеста. А власть Его, по крайней мере, если верить Библии, принципиально неоспорима. И что самое смешное, очень похоже, что помочь людям «встать вровень» и есть его основная задача.

– Это как еще так?! – удивляется.

– А вот так! – смеюсь я. – Искра божья, если помнишь, в каждом человеке имеется. Вне зависимости от душевных и прочих качеств. А что она такое – эта «искра»? Да зерно! Автономная часть божества. То, что церковники «душой» почему-то называют, если хочешь. Но то, как она прорастать будет, и будет ли вообще, целиком и полностью от отдельно взятого человека зависит, но это уже тема для совершенно другого разговора. Пока достаточно сказать, что христианство – единственная мировая религия, которая предусматривает сохранение индивидуальности и после смерти. Это тебе не нирвана какая-нибудь, где ты сливаешься с чем-то неизмеримо большим, чем ты сам. С неким абстрактным абсолютом. Или – абсолютным наркотиком. Тут тебе надо самому вырасти, через страдания в том числе. Может, и до уровня самого Бога, я тут теряюсь слегонца, если честно. Но при этом – остаться собой, вот это уж совершенно точно. Я иногда думаю, что ему просто скучно, вот он и пытается вырастить себе подобных. Эдакий питомник, совмещенный с антропологической лабораторией. Так что потоп и разрушение башни он устраивал совсем по другим причинам, поверь…

Он вздыхает.

– Угу, поверь. Думаешь, это легко? Поверить, в смысле. Я Богу-то толком поверить не могу, а тут ты себе веры требуешь. Так что – извини, но вряд ли получится. В силу, скажем так, довольно объективных причин. К тому же, – с какой такой стати, спрашивается?

Я опять улыбаюсь и продолжаю:

– А конкретно мне верить тут совершенно не обязательно. Потому как причины потопа в Библии, старик, очень даже четко прописаны. Просто ее очень странно читают. Ищут какие-то тайные смыслы, упорно не замечая самого простого и самого очевидного. Примеры хочешь?

– Хочу, – кивает, – если от главной темы не слишком отвлекать будут.

Я соглашаюсь:

– Да я коротко. Просто уж иллюстрация очень яркая, грех промолчать. Меня раньше, когда я тоже, как и ты, пытался поверить в Бога, почему-то всегда атмосфера в большинстве церквей убивала на фиг. Все это кликушество, истеричность, бабки зыркающие. Как-то все очень неправильно, да и не по-доброму, согласен? Ты туда заходишь уже заранее в чем-то виноватый, понимаешь? И – никакого тебе праздника. Хоть вроде как и обещали. А потом в Евангелии от Матфея прочитал неожиданно, что тот, кто молится прилюдно, уже получает награду свою. А молиться надо, если верить тому же Матфею, запершись в темной комнате и оставшись с Богом наедине. Потому как свобода и спасение, которые принес Иисус, – штука сугубо личная и индивидуальная. Такие вот дела. Канонический текст. Который все читают и старательно не замечают, будто его и не было.

Он кривится, будто только что сожрал что-то уж очень кислое.

Типа лайма.

– Да тут-то как раз все понятно, – говорит. – Обычный механизм психологической защиты. Брать на себя ответственность за спасение собственной души, – штука, я так понимаю, неимоверно тяжелая. Пусть лучше поп об этом волнуется. У него и ряса, и борода, и вообще по штату положено. А мы лучше – бочком, бочком. В Бутово, вот, к примеру, в сталинские времена на полигоне почти двести тысяч человек расстреляли, слышал? А сейчас типа мемориал, что само по себе хорошо, разумеется, но дело не в этом. Там вокруг куча деревень. Где люди живут. Самое что ни на есть ближнее Подмосковье. И тогда тоже жили. Ты думаешь, они не знали, что там, на этом полигоне происходит-то? Знали прекрасно. Они этого просто не замечали! Ходили в сельпо, зарабатывали трудодни в колхозах, смотрели в сельском клубе комедии про трактористов. Самогонку после бани принимали. Короче, все, как положено нормальному советскому человеку. А расстрелы – просто не замечали. Ну, не замечали и все тут. Хотя не знать о них, в тех деревнях проживаючи, было технически невозможно. А тем не менее получалось. Так что этот пример, извини Егор, совершенно неинтересен. Давай лучше к башне вернемся. Или – к потопу, тут уж тебе решать. Я, брат, немного по другому ведомству. Не по филологическому, что характерно. И даже не по философскому…