Дмитрий Лекух - Башни и сады Вавилона

Это еще, блядь, что здесь за Гарри Поттер, думаю?

Я вообще где?!

Сделал над собой еще одно усилие, сосредоточился и – успокоился.

Доктор.

Причем даже мужского пола, судя по небольшой русой бороденке.

Субтилен, правда, что твои народовольцы конца позапрошлого века.

Но вроде – мужик.

По возрасту – где-то лет сорока, плюс-минус.

То есть – почти мой ровесник.

Нет, ну ни фига же себе.

Это вообще как, нормально?!

– Извините, – еле шевелю я распухшими и потрескавшимися губами, – а можно нескромный вопрос? Я вообще-то где?

– Вы вообще-то, – отвечает существо неожиданно густым басом, – в больнице. В институте имени Склифосовского. А я ваш лечащий врач, если вам интересно. Зовут меня Викентий Андреевич.

– Нет, – выдох у меня получается со свистом, – вообще-то, конечно, интересно. И даже очень приятно. Только что-то башка слишком сильно болит, поэтому воспринимаю все слабо. Как сквозь ватное одеяло вроде. А что со мной, кстати, не подскажете?

На какие-то мгновения на меня снова наваливается мучительная тишина.

Потом сквозь нее пробивается осторожное, чуть прерывистое дыхание.

– Да в принципе, – басит доктор Викентий Андреевич, максимально приблизив свои губы к моему уху, и без всякого моего на то разрешения неожиданно переходя на фамильярное «ты», – ничего страшного. Все пули, которые тебе предназначались, словил охранник. Только одна попала, в голову. Да и та по касательной. Царапина плюс сильное сотрясение, вот и все дела. Можешь благодарить Господа Бога, парня-охранника и крепкие кости собственного черепа. Кожу мы тебе уже зашили, теперь полежишь тут у нас дней пять и можешь спокойно себе выписываться…

Я делаю несколько осторожных вдохов-выдохов.

Вроде как – ничего.

Только башка почему-то болит все сильнее и сильнее.

– Вот так, – шепчу, – значит. А кто стрелял?

– А мне-то откуда знать? – удивляется он. – Я тебе что, следователь?

Мы оба опять на некоторое время замолкаем, и я слышу, как стучит по оконному стеклу палаты все тот же бесконечный осенний дождь.

Вот ведь, блин.

Даже и в таких ситуациях, оказывается, ничего в этом мире не меняется.

А я-то думал…

Говорить что-то совсем не хочется.

Совсем.

Меня крепко подташнивает, если честно.

И – башка уже просто разламывается.

– Хорошие у тебя парни, – помедлив, басит врач. – Спецназ какой, наверное?

– Спецназ, – соглашаюсь одними губами. – Бывший. Что с ними, кстати?

Викентий Андреевич хмыкает.

Как-то эдак, не по-доброму.

– Вспомнил, значит, – кривится он. – Не прошло и полгода. Один в холодной, пять пуль за тебя словил, из них три смертельные. Другой внизу, в палате для простых смертных. Недавно из реанимации перевели. Состояние средней тяжести. Жить, скорее всего, будет. Но инвалидом без соответствующего ухода и медикаментов останется почти наверняка.

У входной двери кто-то неожиданно громко и демонстративно прокашливается, Викентий Андреевич вздрагивает.

А у меня – даже на это сил нет, перед глазами плывут и пляшут фиолетовые круги, а в черепе звонит вся звонница храма Христа Спасителя.

И всех окрестных монастырей в придачу.

Очень хочется сдохнуть.

Но к сожалению, – так просто не получается.

А жаль.

– А вот это ты зря, Викентий, – вздыхает вошедший.

Я его, кстати, совсем не вижу.

Как же больно-то, бля.

Я даже и не знал, что так бывает…

– Зря-зря, – снова говорит невидимый посетитель, – потому что, как только господин Налскис придет в себя окончательно, можешь быть уверен, первым делом он озаботится именно делами семьи погибшего парня. И здоровьем выжившего.

Доктор в ответ только фыркает.

Причем, судя по всему, – совсем презрительно.

У меня так дома кот иногда фыркает, когда я ему вместо свежего мяса пытаюсь вареную курицу подсовывать.

Мне – по фигу.

Я сконцентрирован исключительно на том, чтобы прямо здесь и сейчас не заорать от дикой головной боли.

Я бы и заорал, если честно.

Просто, во-первых, элементарно нет сил.

А во-вторых, не уверен, что поможет…

– Эх, Викентий, – снова вздыхает невидимый посетитель. – Не любишь ты людей, а еще врач.

– Таких, – басит доктор, – действительно не люблю. Зажравшихся да заигравшихся. Из-за их сомнительных делишек гибнут настоящие парни, такие как этот несчастный спецназовец в мертвецкой. Просто терпеть не могу. Но лечить их мне это совершенно не мешает. Увы. Профессия такая, мать ее. А так, кое-кого бы собственными руками удавил, а ты меня за это потом в тюрьму упрятал бы.