Дмитрий Лекух - Башни и сады Вавилона

И машу свободной от стакана рукой в сторону оконного стекла, где нам показывают очередную занудную серию вечного фильма про непроходящую туманную и промозглую московскую осень.

Аська морщится.

– Ну и? Это что, повод, чтобы каждое утро с ром-колы начинать? Причем кола, я так понимаю, в этом стакане только так, для блезиру. Чтобы первую рюмку было легче в пасть опрокидывать.

Я снова вздыхаю.

– Ладно, золото. Не гунди. Сам понимаю, что не прав. Просто устал как собака. Надо срочно отдыхать лететь. Да еще и с Игорем поругался.

– А это-то еще зачем? – удивляется она.

– А как ты думаешь, ему должно было понравиться то, что я у него свои счета обнуляю? Да еще вот так, без предупреждения? В серьезных кругах, сама понимаешь, так дела не делаются…

– Значит, все-таки решился, – улыбается она.

Я подхожу к окну, барабаню пальцами по стеклу, за которым идет вечный осенний дождь, снова отхлебываю из стакана.

– Да я уже давно решился, – говорю, – делов-то. Просто воплотить в жизнь эту решимость все руки как-то не доходили. Вялость какая-то вечная. И депресняк конкретный. Ничего делать не хочется.

– А нужно? – поднимает левую бровь.

– Нужно, очень нужно. Сейчас с этими пидорасами из «Нового журнала» поеду ругаться, чтоб их раскудрить и налево. Опять пытаются условия контракта на следующий год изменить. А у меня «Новый» – ключевой носитель по основным рекламным кампаниям. Так что, надо дожимать.

– Дожмешь?

– А куда они денутся?! Нет у них аргументов еще пока против Кости Сапрыкина!

Аська подходит и трется щекой о мой небритый подбородок.

– Вот таким ты мне куда больше нравишься, господин Налскис, Егор-свет-Арнольдович. И для того чтобы и дальше нравиться, оставайся таким же, а не растекайся липким студнем по паркету в прихожей. Мне студень не то чтобы не нравится, я его просто терпеть не могу, понимаешь?! Неужели так трудно собраться, ведь до отпуска-то совсем ничего осталось? Ты давай, держись, Егор, скоро все это закончится, и мы, наконец, отдохнем.

Я хмыкаю, целую ее в щеку и ухожу в кабинет взбодрить себя очередной дорожкой кокаина.

А то заряд заканчивается уже.

Как у той батарейки из тупого рекламного ролика.

Неправильно все это.

А что делать, если по-другому просто не получается?

…После четвертой дороги и третьего стакана ром-колы я наконец-то смог себя заставить побриться.

После шестой и четвертого – одеться и вылезти на улицу, выкурить там, прямо у подъезда, стремительно мокнущую сигарету и юркнуть, как мышка, в теплое уютное чрево «Бэхи», скрываясь от мелкого, настырно лезущего во все швы и складки одежды холодного и склизкого, как губы покойника, октябрьского московского дождя.

Пора было ехать в редакцию «Нового журнала», там меня ждали ровно к одиннадцати.

Опоздать – дать повод.

И заодно еще один, хоть и маленький, аргумент.

И зачем тогда это делать, спрашивается?

…Когда мы запарковались на стоянке перед помпезным зданием-башней издательского дома «Новый журнал», мне почему-то очень долго не хотелось выходить из машины.

Да так сильно, что смог себя заставить только после – и при помощи – солидного глотка виски из фляжки.

Глотнул, выдохнул, открыл дверь и пошел.

И – тут же – оказался припечатанным мордой в асфальт, наглухо закрытым от постороннего мира надежными телами охранников. Причем тело одного из них как-то странно, резко и неестественно вздрагивало, и я почему-то не сразу понял, что это оттого, что в него прямо сейчас попадают тяжелые пистолетные пули, предназначенные лично мне.

Понял, удивился, успел обратить внимание на то, что асфальт отвратительно воняет бензином, а через одну из трещин в нем каким-то образом умудрилась пробиться упрямая зеленая травинка.

Потом получил чем-то тяжелым по башке и просто тупо потерял сознание.

И – все.

…Пришел в себя уже в палате, как потом узнал – в Склифосовского…

Причем, что самое поганое, – от дикой головной боли.

В голове будто колокол бьет.

Несильно, конечно, вроде бы.

Но один хрен, неприятно.

И язык распух настолько, что кажется, будто заполнил всю полость рта и сейчас вывалится наружу.

Вместе с шатающимися зубами, ага.

С трудом сфокусировал зрение и обнаружил недалеко от себя какое-то странное существо в зеленоватом балахоне с гладкой кожей, аккуратной прической на «прямой пробор» и в круглых «ленноновских» очках.