Марина Ахмедова - Дом слепых

Люда прикрыла за собой дверь и снова заложила ее кирпичом. С кирпичом было спокойней. В темноте прошла через два отсека к третьему. Налетела ногой на трубу, торчащую из земли, наступила на кучу мусора, что-то хрустнуло под ее ботинком. Знать бы, что им придется провести в этом подвале столько времени… Но кто мог подумать?

Толчок – мокрая шершавость на щеках. Теплое дыхание из собачьей пасти. Чернуха кружила и прыгала, налетала на Люду справа и слева. Люда тянула руку, чтобы ее погладить, но собака не стояла на месте, совершая вокруг хозяйки бешеный танец.

Не умея удовлетворить свою биологическую потребность, Люда присела на пол. К ней потянулись слепые руки – руки, руки… Их гульканье смешалось с истерикой Чернухи.

Марина стояла в сторонке – сверлила Люду упреком.

– Мы думали, ты уже не вернешься! – сказал Нуник, и Люда засмеялась. – Марина ходила тебя искать.

Люда снова взглянула на Марину. Марина была скелетом.

– Чернуха вернулась сразу после того, как ты ушла, – безразлично сказала она.

«Что ж ты искать меня ходила! – подумала Люда. – Не просила ведь! Будто не для того ходила, чтоб потом меня упрекнуть!»

Марина прочла по ее лицу сказанное без слов и обиженно скрылась в темноте.

– Расскажи, где была?

Валентина взяла Люду за запястья, побежала пальцами вверх – к изгибу руки. Еще выше – к плечам, к груди. Пальцы прислушались к сердцу. Подбородок Валентины напрягся, под скулами образовались две глубокие ямки, и тут только Люда увидела, какая Валентина некрасивая. Словно для того, чтобы заметить, нужно оторваться, взять паузу.

– Много видела, Люда? – спросила она. – Встретила кого-то?

– И видела, и встретила, – нехотя ответила Люда, – рассказ об этом за мной. Сейчас я хочу отдохнуть.

– Мы испекли лепешки. Одиннадцатую – для тебя. Сегодня Уайз обещал закончить свой рассказ.

Люда вошла в отсек, ее встретили знакомые запахи. Опустилась на кровать. Кровать скрипнула. Заверещали щенки. Оторвала кусок лепешки, сунула собаке. Оставшуюся часть поднесла к лицу, вдохнула мучной запах и не поверила в сегодня.

Воображение Эния раздуло Великого Раба до космических размеров. Незрячий Эний еще в интернате любил представлять все в размерах. Например, слыша за дверью голос, усиленный одиночеством коридора, Эний представлял его обладателя раздутым так, что тот не мог уместиться в воображении. Сам себе в этот момент Эний казался размером с палец – он лежал на кровати, мальчик с пальчик, и ждал, когда над ним нависнет что-то необъятное. Но необъятным было только эхо пустого коридора.

Еще Эний не мог поверить, что птица, поющая за окном, – маленькая, во много раз меньше него самого. И если снять с нее перья, останется лишь комок. Эний не мог понять, как в ее крохотных легких рождается такой долгий звук. Звук, который тянется длинной-предлинной лентой, расширяется в диапазоне, проникает в уши одних, из них веревочкой плетется в другие и опутывает все вокруг. Энию казалось, птичье пение лентой опоясывает стоящий неподалеку лес. Поэтому и птица, до тех пор пока она, слабая, не упала в его руки однажды на рассвете, казалось Энию длинной. Но звук оказался масштабнее своего обладателя.

Истинный размер он представлял на ощупь. К примеру, слышал голос человека и мысленно пробегал по нему пальцами – от ног до головы. Чужие лица всегда сравнивал со своим. Долгими незрячими ночами Эний щупал лицо. Глаза под веками – слишком выпуклые. Зачем такие слепому? Прикасался ко лбу, измеряя ширину и высоту. Лоб высокий, но узкий. Над ним кольцами – жесткие волосы.

Однажды ветер принес чужой волос – тонкий и длинный. Эний провел пальцами от одного кончика до другого и попытался представить его обладателя – человека высокого, может быть, великана. Он долго грезил тонковолосыми великанами, пока не узнал, что волосы удлиняет время, и если их не стричь, то и его собственные через десять лет могут дорасти до пояса.

Эний не слышал голоса Великого Раба. Но о нем говорили другие. Гермион – так, словно Великий Раб был необъятным. Он не умещался в воображении Эния.

Гермион отворил деревянную дверь – тяжелую дуговую. Сквозняк взметнул из нее розовую занавеску, которая громко захлопала. Дверь казалась Энию большим глазом, на дне которого – неизведанность. Хлопая, занавеска звала. Рука Гермиона лежала на ручке двери. Эния охватило волнение, лоб вспотел под тугими кольцами волос, пчела жужжала и могла укусить.

Ручка двери манила войти. В хлопанье занавески слышалось: «Великий Раб ждет вас». Эний сделал шаг.