Мордехай Рихлер - Версия Барни

Я должен, между прочим, отметить, что единственный раз, когда мы со Второй Мадам Панофски до того были вдвоем, — это три суматошных дня, которые мы провели в Нью-Йорке, причем я там ее почти не видел — она вовсю порхала туда-сюда. Нам еще предстояло зайти дальше взаимных щупаний и поглаживаний, в ходе которых, помнится, однажды она высвободилась из моих объятий и, воскликнув: «Тайм-аут!», принялась запихивать груди обратно в лифчик и оправлять юбку на коленях.

— Ух! — говорит. — Еще бы чуть-чуть…

А любовью мы впервые занялись на нашей кровати в отеле «Крийон», и я с удивлением обнаружил, что она не девственна.

Вообще везти Вторую Мадам Панофски в Париж было ошибкой. Ну да, конечно, теперь я мог позволить себе все эти дорогие рестораны, мимо которых в пятьдесят первом году проходил не оглядываясь: «Гран Вефур», «Лаперуз», «Тур Д'Аржан», «Клозери де Лила». Однако, сидя на террасе «Кафе де Флор» в хорошем костюме рядом с ойсгепутцт [249] Разодетой в пух и прах (идиш). новобрачной, я смотрел на проходящие мимо юные расхристанные парочки — кто в обнимку, кто за ручку — и чувствовал себя слишком уж похожим на тех богатых туристов, над которыми мы с Кларой, бывало, насмехались, когда сиживали здесь вместе. Это меня раздражало.

— Да отложила бы ты свой дурацкий путеводитель! Хотя бы на время, пока мы сидим здесь.

— Тебе стыдно за меня?

— Да.

— Так же, как из-за того биде?

— Вовсе не обязательно было спрашивать горничную. Я бы и сам тебе объяснил, зачем эта штуковина.

— Ты говоришь на иврите?

— Нет.

— У тебя есть университетский диплом?

— Нет.

— И что — мне за тебя стыдно?

Я начал тихо закипать.

— Мы торчим здесь уже битый час, а ты сказал мне максимум слов восемь. Я не хочу показаться неблагодарной, спасибо, что уделил мне столько внимания, но долго мы еще собираемся здесь сидеть?

— Ну, рюмку допью…

— Так. Уже одиннадцать слов. Я сюда не для того приехала, чтобы оплакивать смерть твоей первой жены.

— Да и я не для того.

— Ты беспрерывно твердишь, будто мой отец ужасный сноб, и в то же время считаешь меня недочеловеком, потому что я подумала, а не ванночка ли это для ног. Полюбовался бы ты на себя в зеркало, не хочешь?

— Не решаюсь.

— Знаешь, я не желаю больше здесь сидеть и смотреть, как ты глядишь в пространство. Нам ведь только четыре дня осталось, а у меня еще множество дел, — сказала она и вынула из сумочки лист бумаги, поделенный на три столбца: «Обязательно», «Хорошо бы» и «Если успеем». — Встретимся в нашем отеле в семь. И сделай милость, постарайся явиться достаточно трезвым, чтобы можно было идти обедать. Со своей стороны я бы это — скажем так — от души приветствовала.

По мере того как наша комната заполнялась ее покупками, я начинал себя чувствовать персонажем пьесы того румына — ну, вы поняли, кого я имею в виду. Который написал про то, как Зеро Мостель превратился в слона. [Эжен Ионеско (1912–1994), румыно-французский драматург театра абсурда, автор «Лысой певицы», «Урока» и других пьес. — Прим. Майкла Панофски. ] Нет, в бегемота. Пьеса называлась «Стулья»… — да, точно, а автора звали так же, как того парня, что был менеджером бейсбольной команды «Экспо» в первые годы ее существования. Его звали Джин Моуч. Спортивного деятеля, конечно, а не драматурга . Румын по имени Джин? Ай, да какая разница! В той пьесе сцена постепенно заполняется мебелью, пока для персонажей уже и места не остается, и нечто похожее происходило с нашим гостиничным номером, мало-помалу превращавшимся в полосу препятствий.

В ошеломлении я наблюдал, как пространство на крышке комода от края и до края заполняется бутылочками духов, одеколонов, шампуней, каких-то масел; помады выстроились рядами, как патроны; одна на другой высились упаковки мыла, ароматизированного разными отдушками; коробки со спреями, солями для ванн, пудрами; вот появилась натуральная морская губка; прибавились баночки с тонизирующими кремами и тюбики с загадочными мазями; карандаши для бровей; наборы косметики и к ним запасные блоки. Куда ни ступи, везде я спотыкался о коробки и сумки из магазинов, что на бульваре де ла Мадлен, на рю дю Фобур Сент- Оноре, на рю де Риволи, на авеню Георга Пятого и на бульваре Капуцинов. Наряды, с соответствующими аксессуарами, приобретались в бутиках Коррежа, Кардена, Нины Риччи. Вот вечерняя сумочка от Ланвена. И не зря у Второй Мадам Панофски университетский диплом! Я уже давно лягу спать, а она все сидит и аккуратно, бритовкой выпарывает красноречивые лейблы знаменитых кутюрье, чтобы отправить их домой по почте, а на их место вшивает ярлыки канадских фирм «Итон», «Огилви» и «Холт Ренфрю», которые специально привезла из Монреаля.