Бернар Клавель - В чужом доме

— Ну, старик, досталось тебе на орехи!

Жюльен с минуту сдерживался, но тут же почувствовал, как слезы жгут ему глаза и медленно струятся по щекам.

— Иди сюда, — подозвал его мастер.

Мальчик шагнул к нему.

— Быстренько укладывай рогалики на противень, а то мы до вечера не управимся. А главное, не реви. Это ничему не поможет.

— А потом тесто из-за этого станет соленым, — пошутил Виктор. — И мне же еще достанется.

— Не тужи, — прибавил Морис, — он тебя не выгонит. Нельзя уволить ученика, раз с ним заключен контракт.

— Уволить-то можно, — возразил мастер. — Но для этого нужны веские причины.

Виктор расхохотался. Затем, подражая голосу господина Петьо, заговорил:

— Он издевается надо мной, милостивые государи, он издевается надо мной. Ведь лангусту-то я приготовил. Поварское искусство — моя профессия. Моя первая профессия.

Он на мгновение умолк и прибавил уже своим обычным голосом:

— Вот задница! Если он такой же повар, как кондитер, то ему только лапшу варить для своих приятелей. Коли ее испортишь, хоть клей получится.

В то утро господин Петьо больше в цехе не появлялся. Мастер возился с печью, и все лакомились рогаликами, не таясь.

Закончив объезд гостиниц, Жюльен, как всегда, вошел в столовую, чтобы посмотреть в списке, куда нужно отвезти заказы. Все их надо было выполнить после одиннадцати часов, и мальчик собрался уже подняться к себе в комнату, чтобы переодеться. Но тут вошла хозяйка. Глаза у нее были красные, на губах блуждала кривая улыбка. Ученик поздоровался.

— Мне бы не стоило даже отвечать вам, гадкий мальчишка, — сказала госпожа Петьо.

Жюльен потупился. В дверях показалась Клодина.

— В спальне убирать не надо, — сказала ей хозяйка. — Господин Петьо в постели.

— Он захворал? — спросила девушка.

Хозяйка всхлипнула.

— Конечно, захворал, — ответила она, прикладывая платочек к глазам. — А как же иначе? Тут всякий заболеет. Когда я думаю о том, что он делает для вас… Когда я думаю о тех жертвах, на которые нужно идти, чтобы обучать ремеслу таких вот мальчишек… И они каждый раз ему платят неблагодарностью… Поверьте, это ужасно… Просто ужасно.

И она заплакала.

— Бедная госпожа Петьо, — проговорила Клодина, — бедная госпожа Петьо.

Девушка неподвижно стояла возле хозяйки, уронив руки, словно не зная, куда их девать.

— Нет, не утешайте меня, — проговорила госпожа Петьо. — Не утешайте меня. Мне так больно.

— Но, может, ничего опасного нет, — снова начала Клодина.

Хозяйка перестала плакать. Все еще всхлипывая и вытирая щеки, она сказала:

— Милая Клодина, когда человек ранен так, как господин Петьо, это всегда опасно. И особенно опасно это для такого чувствительного человека, как мой муж.

— Ранен? Господин Петьо ранен? — изумилась Клодина, широко раскрывая глаза.

Хозяйка приложила обе руки к левой груди и слегка надавила на нее.

— Да, Клодина, — заявила она. — Он ранен сюда, в сердце. Когда у человека доброе сердце, его неизменно ранят в самое сердце. Но вам этого не понять, вы славная девушка, милая Клодина.

Госпожа Петьо повернулась к Жюльену, который, не шевелясь, стоял возле двери. Она медленно подошла к нему, покачивая головой и по-прежнему прижимая руки к груди.

— Можете радоваться, негодник. Можете радоваться. Господин Петьо любит вас так, точно вы все его дети, он уж и сам не знает, что бы придумать, лишь бы сделать вам приятное, он вечно тревожится, когда вы долго не возвращаетесь домой, — и вот как вы его отблагодарили!

Она умолкла. На лице ее появилась гримаса, щеки, с которых она платком стерла часть румян, задрожали, брови приподнялись, из груди вырвался продолжительный вздох.

— Но ведь вы, — продолжала она почти умоляющим голосом, — но ведь вы, мой милый Жюльен, вовсе не дурак. Вы не могли все это сделать по глупости. А я-то считала вас добрым мальчиком. И всегда за вас заступалась. Неужели вы хотели доказать, что мама права, утверждая, будто вы шалопай? Бедная мамочка! А я-то лишь вчера спорила с нею из-за вас. Бедная, бедная мамочка!

Голос ее дрожал. Жюльену показалось, что она вот-вот расплачется. Перед тем он хотел было попросить прощенья у госпожи Петьо, но теперь с ожесточением смотрел на нее и беззвучно шептал:

— Не купишь… ломайся, сколько хочешь, все равно не купишь! Вздумала меня разжалобить, не выйдет.

Дверь со двора отворилась. Не входя в комнату, Морис сказал:

— Госпожа Петьо, мастер спрашивает, сколько готовить начинки для пирогов?