Бернар Клавель - В чужом доме

— Нас, конечно, будут бомбить, — сказала госпожа Петьо.

Хозяин усмехнулся.

— Все возможно, — заметил он. — Но произойдет это, разумеется, не сегодня. Нам, впрочем, наплевать, у нас отличный сводчатый подвал. Чтобы пробило свод, в него должен угодить тяжелый снаряд. Я-то хорошо знаю, что такое бомбардировки. Слушайтесь моих советов, и все будет хорошо.

Клодина плакала: она думала о своем женихе.

Теперь покупателей было меньше, и работу заканчивали засветло. Жюльен и Кристиан долго стояли в тот день на пороге.

— Любопытное дело, — заметил Кристиан, — не считая объявлений о мобилизации, звуков сирены и мужчин с чемоданчиками в руках, в городе ничего не изменилось.

— Да, как будто и нет войны, — согласился Жюльен.

Из магазина вышел хозяин. Он остановился возле учеников.

— Через несколько дней начнут прибывать первые поезда с изувеченными и ранеными, — сказал он. — Если сходите на станцию, сами увидите. Быть может, тогда у вас появится желание схватиться врукопашную с тупоголовыми бошами с линии Зигфрида.

Мастер хотел перед уходом в армию съездить повидаться со своими родителями. Вот почему он пришел проститься с хозяевами в понедельник вечером. Вместе с ним пришла его жена, она плакала. Выходя из столовой, Андре подозвал Жюльена. Он уже пожал руки ученикам и помощнику, когда они закончили работу в цеху. Жюльен подошел к мастеру. Тот сказал жене:

— Обожди меня минутку, я сейчас вернусь.

Взяв Жюльена за руку, он привел его в цех и прикрыл за собою дверь. Несколько мгновений мастер и ученик стояли и молча смотрели друг на друга, затем Андре мягко сказал:

— Я хотел перед уходом спокойно поговорить с тобой.

Жюльен ничего не ответил. Они снова помолчали, потом мастер выдвинул ящик, где хранились инструменты. Здесь лежали в ряд начищенные до блеска ножи, отчетливо выделявшиеся на фоне светлого дерева. Мастер вынул большой нож в форме лопаточки и два других поменьше: длинный и широкий нож с острым, как бритва, лезвием — Андре пользовался им, работая на разделочном столе, — и еще один нож, чуть побольше перочинного. Ножи не умещались даже на его широкой ладони. С минуту он смотрел на них, потом протянул Жюльену и сказал:

— Держи, я отдаю их тебе.

Мальчик не тронулся с места.

— Бери, — повторил мастер.

— Но, шеф, они… потом они вам понадобятся…

Мастер слегка пожал плечами. Грустная улыбка появилась на его лице, и Жюльену показалось, что глаза Андре блестят больше, чем обычно.

— Потом… На войне никогда ничего нельзя знать! — прошептал мастер.

Мальчик все еще колебался.

— Я даю их тебе в знак дружбы, — продолжал мастер. — Может, тебе и доставалось, когда ты меня сердил, но тут уж ничего не поделаешь, такое у нас ремесло.

Теперь он широко улыбался. Жюльен протянул руку и взял ножи.

— Когда вы вернетесь, шеф, я вам их возвращу, — пробормотал он.

Мастер ласково похлопал его по затылку. Мальчику показалось, будто Андре хочет еще что-то сказать, но тот только кашлянул. Потом направился к небольшому шкафчику и достал оттуда набор наконечников и вилочек для крема и шоколада.

— Держи, это тоже мои, возьми их себе, — снова сказал он.

— Нет, шеф, оставьте себе что-нибудь… или… или я вам уплачу.

Андре нахмурился.

— Ты что, хочешь со мной поссориться? — спросил он.

Теперь обе руки Жюльена были полны инструментов.

— Отнеси все это к себе в комнату и возвращайся, — приказал мастер. — Мы еще спустимся с тобой в погреб.

Жюльен побросал все на постель и вернулся в цех; мастер стоял неподвижно и, казалось, даже не заметил его возвращения. Остановившись перед разделочным столом и упершись обеими руками в его мраморную крышку, он разглядывал полки, где выстроились в ряд консервные банки и жестяные коробки. На уровне его глаз стояла большая жестяная коробка, вся во вмятинах: именно по ней он обычно ударял кулаком, когда приходил в ярость. Андре повернулся к мальчику, и на его губах снова появилась печальная улыбка.

— Знаешь, о ком я думаю, глядя на эту коробку? — спросил он.

Жюльен улыбнулся и сказал только:

— Виктор.

— Да, помнишь? Всякий раз, когда я набрасывался на него, он с уморительным видом говорил: «Шеф, коробка для сахарной глазури!»

Оба рассмеялись.

— Конечно, он предпочитал, чтобы удар кулаком доставался не ему, а этой коробке, — заметил Жюльен.

Мастер перестал смеяться. Лицо его опять помрачнело; помолчав, он пробормотал:

— На такого человека, как Виктор, всерьез и сердиться нельзя. — Он опять умолк, опустил голову и прибавил: — Где-то он сейчас? Службу он проходил в пехотных частях укрепленного района, Может, он теперь на линии Мажино.