Бернар Клавель - Сердца живых

Пообедав, Жюльен и дровосек долго сидели возле очага. Из экономии старик задул свечу, и теперь только отблески пламени плясали на утрамбованном земляном полу, освещая их вытянутые ноги. Жюльен словно погрузился в оцепенение, а старый дровосек продолжал свой нескончаемый рассказ. Он вспомнил о том, что во время войны 1914 года какой-то местный крестьянин не захотел воевать и прятался на Черной горе. Жандармы так и не поймали его. Этого крестьянина арестовали только после заключения мира, когда он вернулся к себе домой. Бросили в тюрьму, но через несколько месяцев выпустили. А вот сам он, сказал старик, поступил как раз наоборот: почти всю свою жизнь провел в этом лесу и покинул его, только когда пошел воевать. И четыре года войны занимали в его памяти больше места, чем вся остальная мирная одинокая жизнь.

Выходит, всюду, в любом уголке земли, можно было встретить человека, отмеченного печатью прошлой войны, человека, который вспоминал о ней почти без злобы, без истинной скорби, человека, который еще отчетливо помнил войну, но относился к ней так, как относится к застарелому недугу больной, уже успевший с ним свыкнуться.

На следующий день дождь прекратился, однако гору все еще окутывали плотные серые облака. Временами резкий порыв ветра раздирал эту пелену, но и тогда невозможно было разглядеть ни небо, ни долину. Дровосек и Жюльен по-прежнему видели вокруг себя клубы белесо-серого тумана, они оставались пленниками этого блестевшего от влаги мира, где земля и деревья казались порой светлее небосвода.

Каранто лежал неподвижно, обессилев от жара. Однако потел он теперь меньше, и, когда его разбудили, чтобы напоить сладким настоем и липовым отваром, он спросил, где находится.

— Не тревожься, — ответил Жюльен. — Все идет как надо.

— Ты в доме ветерана прошлой войны, — вмешался старик. — Спи себе, об остальном мы позаботимся.

Положив на грудь больного свежий горчичник, дровосек сказал Жюльену:

— Ты тут побудь с ним. А мне за работу пора.

— Он сейчас ни в ком не нуждается. Я тоже с вами пойду.

Старик для вида воспротивился, но заметно было, что он доволен. И они отправились на лесосеку.

Погода стояла холодная. Ветви, за которые они брались руками, были покрыты капельками полузамерзшей воды. Чтобы согреться, Жюльен работал в полную силу. На земле валялась груда уже готовых вязанок, их надо было вытащить на дорогу, куда за ними приедет подвода. Старик, несмотря на свою изуродованную руку, быстро и ловко готовил новые вязанки. К полудню слой облаков стал не таким плотным, но все еще не пропускал солнечных лучей. С неба сочился только мутно-желтый свет, и влажная земля, стволы, ветви чуть поблескивали.

— Завтра будет ясный денек, — объявил дровосек. Наутро и в самом деле показалось солнце. Несколько

дней простояла сухая морозная погода, с севера дул сильный ветер, яростно хлеставший по склону горы. Глядя в просветы между высокими деревьями, Жюльен старался определить, в какой точке горизонта расположен Кастр. Там жила Сильвия. Она раньше, чем он, вдыхала ветер, который сейчас больно стегал его по лицу. Однако сквозь фиолетовую дымку, которую даже северный ветер не мог оторвать от земли, Жюльен различал только синеватые контуры города, нередко сливавшиеся с горизонтом.

Каранто чувствовал себя лучше. Его крепкий организм упорно боролся с болезнью. Температура у него упала, и он уже силился улыбнуться. На пятый день он ненадолго встал с постели и даже вызвался почистить картофель. Старик был счастлив.

— Видишь, хоть я и не лекарь, а любого из них за пояс заткну, — говорил он.

По вечерам они уютно сидели перед очагом, где весело потрескивали поленья. Северный ветер бился о дверь и стонал, цепляясь за железную кровлю, но в лачуге было тепло. Дровосек наотрез отказывался спать в своей постели, и Жюльен был убежден, что старик радуется, как ребенок, возможности укладываться на ночь вместе с ним на соломе, наваленной в дровянике. Там из-за щелей в стенах было особенно слышно, как беснуется ветер. Холод ощущался гораздо сильнее, но они натягивали на себя козьи шкуры и глубже зарывались в солому. А уже через минуту согревались собственным теплом так, будто спали под мягкими пуховиками.

Однажды утром за дровами приехал фермер. Жюльен помог нагрузить подводу, потом вернулся в лачугу, чтобы прочесть газеты, которые Бандорелли привез вместе с хлебом и картофелем. Каранто успел уже пробежать глазами наиболее важные новости. Он сообщил, что Петен предоставил всю полноту власти Лавалю.