— Знаешь, это прекрасная тренировка. Особенно для тебя, да и для всякого, кто играет в регби.
Но Каранто уже не отвечал ему. Он даже больше не бранился, и до Жюльена доносилось только его натужное дыхание, хриплое, как у старого астматика.
Наконец в полдень, когда они решили сделать привал, чтобы поесть, глазам их вдруг предстала дорога, которая, казалось, горизонтально шла по склону горы, Жюльен сбросил брезент на землю, и Каранто без сил опустился на свернутое полотнище. Усевшись, он положил на землю винтовки и повел плечами, чтобы освободиться от ремней ранца. Солдаты оглядели друг друга Оба они были перемазаны с головы до ног. Покрыты грязью и прилипшими к одежде и обуви опавшими листьями. Каранто жалко улыбнулся:
— Хороши, ничего не скажешь! Крестьяне при встрече всадят в нас заряд дроби, как в бродяг.
— Ну, крестьян-то пока еще нет.
Лицо у Каранто опять вытянулось. Он горько усмехнулся и сказал:
— Ты прав. Я просто болван. Увидел дорогу и решил, что мы у цели. Как он сказал? «Будете идти по этой дороге часа три». Мы с тобой уже так выдохлись, что если доберемся к ночи, то сможем сказать: нам здорово повезло.
Им пришлось остановиться задолго до наступления ночи. Оки шли по дороге, повторявшей капризы горного рельефа: она то отлого спускалась, то ныряла вниз, то карабкалась вверх. А небо по-прежнему было затянуто облаками, день кончился, спустились сумерки, и казалось, будто к густому туману подмешали сажи.
Заметив, что Каранто совершенно выбился из сил, Жюльен попытался было взвалить на себя всю поклажу, но Франсис запротестовал.
— Оставь меня тут с барахлом, — сказал он. — И отправляйся на поиски этой чертовой фермы. Я укроюсь брезентом и попробую уснуть, а ты утром вернешься за мной.
Жюльен отказался; но дальше идти Каранто не мог, и приятели углубились метров на сто в лес, чтобы их нельзя было увидеть с дороги. Они растянули брезент между двумя деревьями. Колышков у них не было, и в двух местах они воткнули штыки, а по углам придавили брезент тяжелыми камнями, которые притащил Жюльен. Все, что было в вещевых мешках и ранцах, вымокло не меньше, чем одежда, в которой шли солдаты, и они не раздеваясь улеглись прямо на ковер из опавших листьев, пропитанный грязной водою. Холод струился с неба, поднимался от земли, пронизывал их насквозь. Друзья тесно прижались друг к другу и затихли, пытаясь уснуть. Однако Каранто все время дрожал и кашлял. Чтобы согреть товарища, Жюльен несколько раз изо всех сил растирал ему спину; но постепенно усталость взяла свое, голова у него отяжелела, и, когда сквозь густой туман чуть забрезжил рассвет, он забылся.
Дюбуа проснулся от холода — он совсем закоченел. Дождь все так же равномерно постукивал по брезентовому полотнищу, с деревьев шумно падали большие капли. Жюльен приподнялся на локте, под ним что-то захлюпало, и он понял, что они лежат прямо в воде. Робко занималась серенькая заря. Жюльен откинул полотнище и потряс Каранто, который спал, прерывисто и хрипло дыша. Франсис что-то промычал, но не шевельнулся. Жюльен повернул его на спину и увидел, что товарищ в жару — лицо и руки у него пылали.
— Каранто, Каранто! Тебе нельзя тут оставаться. Вставай, старик! Я отведу тебя на ферму. А потом вернусь за барахлом.
Каранто с трудом открыл глаза. Они лихорадочно блестели, но ничего не выражали. Он пробормотал несколько бессвязных слов.
— Франсис, я понесу тебя, старик. Ну же, шевелись, вставай.
Жюльен попытался поднять товарища с земли, но мешал натянутый брезент, и от этой попытки пришлось отказаться. И тут он вдруг понял, что ему не дотащить до места неподвижно лежавшего Каранто.
«Километр, пожалуй, я его еще пронесу. Но не больше».
Что ж делать? Оставаться здесь? Ждать, пока Франсис придет в сознание? А что, если он серьезно заболел? А ну как он умрет? Жюльен почувствовал, что его охватывает страх, и усилием воли заставил себя собраться с мыслями. Если он все же попробует тащить Франсиса на плечах, то рискует свалиться под тяжестью этой ноши, и тогда оба они окажутся посреди леса без еды, без брезента. На ферме, конечно, найдется какая-нибудь повозка. Один и без груза…
Жюльен выпрямился. Он понял, что накануне совершил ошибку, поддавшись усталости.
«Надо было вчера вечером оставить его тут и отправиться за помощью».
Чтобы легче было идти, он сбросил шинель, укутал ею Каранто, который все еще спал, не переставая стонать, и бегом пустился в путь.
Читать дальше