Бернар Клавель - Сердца живых

Сильвия положила свою руку на руку Жюльена, завладела карандашом и принялась сама писать:

Она остановилась и попросила:

— А теперь возьми меня за кисть.

Вместе, почерком, который уже не был ни почерком Сильвии, ни почерком Жюльена, они написали:

В глазах девушки блеснула радость. В них снова запрыгали золотистые искорки.

— Если нам и угрожала злая судьба, то теперь мы ее заговорили, — сказала она.

— В таком случае открой мне, что тебя так тревожит. Я все готов разделить с тобою.

Сильвия заставила себя долго просить, а потом рассказала, что еще два года назад родители надумали выдать ее замуж за человека, с которым они мечтают породниться.

— Ну что ж, они передумают, — заявил Жюльен.

— Ты не знаешь моих родителей.

— Твоя мама на вид очень славная женщина.

— Да, она меня любит. Но и она не сможет нас понять. А для отца задуманный брак слишком важен. Он был старшим мастером на текстильной фабрике. Потом стал помощником директора. Для него… это нужно понять.

Ее голос снова задрожал. И она умолкла.

— В чем же все-таки дело?

— А в том, что мой жених — сын владельца фабрики. Он возглавляет контору в Париже. Нет, тебе этого не понять. Не понять.

— Отчего же, я все понимаю, — произнес Жюльен. — Но через год ты станешь совершеннолетней. Значит, надо подождать. Год, поверь, пролетит быстро.

— Все не так просто, как ты думаешь.

Они еще долго разговаривали об этом. Жюльен узнал, что Сильвия работает на фабрике, которая в один прекрасный день перейдет к ее суженому.

— Таким способом они добились, что я все время у них на глазах, — пояснила девушка. — Я уже как бы не принадлежу самой себе. О нет, работой меня не загружают. И другие служащие конторы все видят. Должна сказать, что это не так уж приятно.

Голос девушки пресекся. Она припала к плечу Жюльена и разрыдалась.

— Сильвия, Сильвия, — повторял он. — Прошу тебя, не плачь. Ты увидишь… Ты сама увидишь — все в конце концов устроится. Иначе и быть не может: мы слишком сильно любим друг друга. Вот увидишь. Послушай…

Он долго утешал ее, словно баюкая в своих объятиях, и мало-помалу она успокоилась. С минуту они сидели не шевелясь, будто окутанные ласковой тишиной, которую нарушал лишь шелест ветра в живой изгороди. Время от времени глубокий вздох приподнимал плечи Сильвии, и тогда Жюльен нежно привлекал ее к себе.

— Я так хочу, чтобы ты была счастлива.

— А я уже счастлива.

— Поклянись.

— Клянусь.

Уже давно спустился вечер, а они все еще оставались на лугу. Свежий ветер трепал живую изгородь, и она походила на какое-то длинное чудовище, притаившееся позади них. От земли тянуло холодом, правый бок Жюльена застыл, но он не шевелился, только старался получше защитить Сильвию от ветра. Он мечтал, чтобы поднялась буря, повалил густой снег, ударил мороз, тогда бы он и в самом деле прикрыл ее своим телом. Меч тал о суровой зиме и знал, что, если понадобится, он готов будет замерзнуть, лишь бы спасти ее от холода… Они поднялись с земли только тогда, когда Сильвия совершенно озябла и начала дрожать. Шли они медленно, вдыхая всей грудью свежий воздух.

Жюльен проводил девушку до того места, где улочка Краби пересекает улицу Вильнев. Попрощавшись с нею, он не ушел, а продолжал стоять, прислонясь к стене какого-то дома, до тех пор, пока ее ясный силуэт не исчез среди зарослей бересклета в обнесенном решеткой саду. В глубине этого сада виднелись очертания виллы. Над листвой на миг появилась широкая полоса света, затем все опять окутала тьма. Сильвия вошла в дом. Лишь после этого Жюльен направился на пост наблюдения.

Ритер уже сменился с дежурства. Он сидел за столом в обществе Тиссерана, перед ними стояла на три четверти пустая бутылка белого вина. Ткнув трубкой в сторону Жюльена, парижанин продекламировал:

— А вот и Дюбуа идет, со мною в город он пойдет и то, что должен мне, вернет.

— Вовсе нет, — сказал Жюльен, — я должен отдежурить за тебя и сделаю это, как только ты попросишь.

— Глупец!

— Подумаешь, какая важность — отдежурить за товарища четыре часа! — пробормотал Тиссеран.

Ритер встал с места, с трудом удерживая равновесие, и пристально посмотрел на Жюльена.

— Не стоит даже спрашивать, хорошо ли она целуется, — глубокомысленно заметил он, — сразу видно, что ты не в себе. Пойди успокойся.