Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Полагаю, это принадлежит вам.

— Мне? — растерялась я.

Заглянув в пакет, я готова была расцеловать чудесную женщину. Моя книга! Моя любимая, такая дорогая сердцу книга!

— Но как? Где вы ее нашли? Я забыла ее в другом конце аэропорта. — На радостях я перешла с французского на беглый английский.

— Один из пассажиров оставил ее для вас.

— Я не понимаю…

О нет. Я понимаю. Конечно же. Закладка — багажный стикер. Фамилия, имя, место назначения багажа, Лиссабон. На сегодня это был последний рейс в португальскую столицу. Кто-то нашел книгу и не поленился отнести ее в мой гейт. Либо этот «кто-то» должен был лететь вместе со мной.

Я заходила в самолет очень медленно, внимательно вглядываясь в каждое лицо. Бизнес-класс. Первый ряд: пожилая, до неприличия ухоженная швейцарская пара. Второй ряд: какой-то бритиш с ноутбуком. Третий ряд…

Я притормозила. Легкая седина на висках, сумасшедше красивый профиль, нос с небольшой горбинкой. Похож на того мужчину из ресторана, но не он. Точно не он. Тот был в костюме, этот — в яркой вилибрикеновской рубашке, джинсах и бесподобных грязновато-оранжевых мокасинах. И прическа отличается легкой небрежностью. Я собиралась продолжать путь в свой эконом-класс, но в этот момент пассажир, которого я так тщательно исследовала, оторвался от иллюминатора и повернул голову в сторону прохода. Шрам на мускулистой шее. Я видела его так же отчетливо, как в «La Terazza». Но ведь совсем другая одежда, совершенно другой стиль с интервалом в каких-то сорок минут, да и что вообще? Мысль оборвалась практически мгновенно, потому что мужчина в упор смотрел на книгу в моей руке. Затем он перевел взгляд на меня, сделал легкий кивок головой и произнес одно-единственное слово:

— Мадемуазель…

Слегка поклонившись в ответ, я зашагала в другой конец самолета. Это был тот самый рейс, когда мне хотелось лететь бизнес-классом. Я бы променяла все бизнес-перелеты в своей жизни, чтобы еще раз посмотреть в эти глубочайшие и такие холодные глаза. Чтобы просто сказать спасибо. Если, конечно, я не ошиблась и именно этот человек вернул мою книжку. Если это вообще был один и тот же человек. С преображением что-то явно не складывалось.

Украдена из музея Эшмола в Оксфорде в новогоднюю ночь с 31 декабря на 1 января 2000 года.

Текущий статус: местонахождение картины остается неизвестным.

Лиссабону удалось впечатлить меня сразу на выходе из аэропорта: город приветствовал посетителей километровой очередью на такси. Колеса чемодана позвякивали и хрустели от продолжительного соприкосновения с неровностями асфальта, и я побаивалась, что они окончательно сотрутся, когда мы наконец займем свое почетное место в бесконечной веренице людей. Ну, где же конец этого кошмара? Где дно этой вечной пропасти? Как только мне начинало казаться, что финишная прямая к достижению цели вот-вот да нарисуется, как из-за тысячи интернациональных голов выплывала следующая пара сотен кепок, шляп, кудрей и седин. В такой ад я попадала лишь дважды в жизни, и оба раза это происходило в Лас-Вегасе. Правда, там ситуацию подогревал отчаянный дождь и американец, который два с половиной часа без умолку болтал по Bluetooth со своей френдессой и описывал всех и все, что попадалось ему на глаза. Несколько человек приняли меня тогда за девочку из шоу «Cirque du Soleil», что значительно сократило мой путь к долгожданной желтой машине с шашкой. В Лиссабоне «Цирк Солнца» не выступал, поэтому надеяться было не на что. Оставалось терпеть и ждать, ждать и терпеть, и благодарить небеса за то, что в этом городе я проведу два полноценных дня. То есть, если очередь затянется на пару суток, я переночую на коленях какого-нибудь туриста и в любом случае улечу на остров оранжевых стрелиций, диких орхидей и кисловато-сладкой маракуйи.

В отель «Vip Diplomatico» я попала в десять вечера по местному времени. Все мои силы остались на кожаных креслах сегодняшних самолетов, поэтому я прямиком направилась в номер смотреть баталию Стэна-зе-Мэна и Новака Джоковича, которые сражались в финале за титул «US Open». Я лежала на огромной кровати, будучи не в силах стянуть с себя джинсы, пялилась в плазму и нелепо улыбалась, вспоминая, как бродила по нью-йоркскому стадиону Flushing Meadows с настоящим бейджиком липово аккредитованных СМИ. Первенство моих любимых игроков раз и навсегда возглавил Роджер Федерер, и я, естественно, посещала все матчи с его участием. Лучший, эрудированный, воспитанный, талантливый — первый после Бога. Кумир. Играет с Радеком Штепанеком, которому совсем недавно уступил, чем опечалил своих фанатов во всем мире. Я сижу в кепке с логотипом RF в козырной ложе для масс-медиа, наблюдаю за тем, как трудятся мои «коллеги-журналисты» и переживает отец Роджера, и даже не пытаюсь притворяться, что делаю хоть какие-то заметки в блокноте. И вот совершенно фантастический розыгрыш, обратный кросс, Роджер обводит Штепанека, стадион встает, я встаю вместе с ним и кричу: «C’mooooooooooon!» Журналисты от неожиданности роняют свои айпады, смеются и обвиняют меня в нарушении тишины и отсутствии профессиональной этики. «О нет, господа и дамы, я очень профессиональна. Мне двадцать два года, я люблю жизнь и авантюризм, за треть цены снимаю номер на двадцать восьмом этаже «Grand Hyatt» вместе с ведущими игроками мира, сижу в одной с вами ложе и смотрю матч самого гениального теннисиста за всю историю, не имея ни малейшего представления о газете, на которую якобы работаю, хотя на вид мне дают не больше пятнадцати лет. Вы бы так смогли, сладкие мои американцы?» В этот день папа Роджера Федерера крепко обнял меня со слезами на глазах после победы любимого сына. Он пил пиво, а я — дайкири, который мне отказывались продавать без предоставления ID [7] Удостоверение личности (англ.). .