Когда кончился еще один приступ тошноты, женщина поспешила объяснить себе, что она ошиблась. Столько раз уже эти признаки принимались ею за желаемое, чаемое, а потом оборачивались обманом. И если раньше она, как будто торопясь уверить себя в правильности примет, набрасывалась тут же на селедку и маринованные огурцы, то сейчас уже понимала напрасность раздувания страсти к соленому, которую она из следствия как будто хотела переделать в причину. Вот и сейчас она решила, что сонливость, усталость, тошнота ее совсем другого рода. Но то, что раньше быстро проходило, не повторяясь, сейчас принялось накатывать с пугающей регулярностью. И в один из дней подступила такая острая тошнота, что пришлось ухватиться руками за раковину, чтобы не упасть. Да что же это такое? Откуда? Да неоткуда, дура! Миллионы людей страдают от чего угодно, а она — от силы собственного внушения. Невозможно создать завязь во чреве одним напряжением мысли и желанием материнства. Но невзирая на все трезвые рассуждения и вразрез коллективному приговору врачей, ей пришлось поставить под кровать посуду: рвало до горечи, до желчи, до пустоты. Пришлось вызывать врача. Наташа приехала раньше врачей, села рядом в изголовье и, поглаживая товарку по руке, приговаривала: «Знаю, знаю, милая, знаю, что такое ощущение, что как будто и нечем уже, а тебя все выворачивает». — «Как ты думаешь, это что?» — спросила женщина. «Что „что“? — оно. А что же еще, по-твоему? Посуди сама». И с такой спокойной и даже отчасти ленивой убежденностью, так просто отметая всякую необходимость уточнять что-либо, говорила Наташа, что женщина поверила в беременность окончательно, и сияющее, пузырчатое, как будто газированное счастье разлилось по всему ее телу до пяток, и вот она уже спокойно плыла по волнам безмятежного и тихо ласкающего океана — к неминуемой встрече с тем существом, что находилось в ней самой, под сердцем и в то же время так далеко, как будто за миллионы космических лет отсюда.
Приехали врачи, у них был портативный аппарат УЗИ — дорогущее достижение современной медицины, которым оснастили немногие кареты «Скорой помощи». Пожилая женщина-врач долго хмурилась, ничего не говорила, а потом сказала, что срочно нужно ложиться на дополнительное обследование в больницу.
В больнице, к которой она была прикреплена, ее приняла другая, прямая, надменная женщина, красивая, но именно холодной, вызревшей своей красотой Нине не понравившаяся: показалось, что в ней ничего нет от матери, и Нина отнеслась к ней с инстинктивной настороженностью. С порога велев ей садиться, врач долго изучала Нинину историю болезни, ее пухлую медицинскую карту с эпикризами из коноваловского института. А вот осматривала Нину минуту, не больше. Во всяком случае, так показалось. Показалось, что почти брезгливо.
— Ну, давай, дорогая моя, мужа зови, — резко приказала врач. — Кого из вас ругать, я и не знаю. Вы чем там думаете-то, а? Ты давно последний раз у врача была? Вот то-то и оно.
— У меня мужа нет.
— Да что ты мне рассказываешь? Как это нет? Я тебя ни с кем не путаю? Я не первый год замужем, чтобы не видеть, есть у женщины муж или нет.
— Мы вместе не живем.
— Вот как? Ну, тогда делать нечего — буду ругать тебя. Так сколько ты не была у врача — два месяца, полгода? Тебе неясно в свое время объяснили твое положение? Не сказали, что ты должна регулярно наблюдаться?
— Я устала наблюдаться. Мне сказали, что ребенка у меня никогда не будет. А теперь…
— Что теперь, что теперь? Ты чем, милая моя, слушала, каким именно местом, хотелось бы уточнить, когда тебе говорили, что всякий раз перед тем, как ложиться с мужиком в постель, тебе нужно приходить к врачу?
— Мне этого не говорили.
— Господи, да когда же вы научитесь слушать-то? Вас поставишь перед фактом, так вы сразу отключаетесь и ничего уже больше слушать не желаете.
— А в чем, собственно, дело, вы можете объяснить?
— А в том, милая, дело, что у тебя серьезная патология. Такие нарушения, как у тебя, не проходят бесследно. И сейчас вопрос стоит так: или мы с тобой принимаем немедленные меры, или дальнейшее развитие беременности возымеет самые нежелательные последствия.
— Какие?
— Ты не можешь выносить и родить здорового ребенка.
— Еще полгода назад, — сказала Нина с глуповато-мечтательной улыбкой, — мне говорили, что я никогда не смогу забеременеть. Мне говорили это три с половиной года — в Москве, в Германии, в Швейцарии. И что же? Вот, — горделиво указала она на свой живот.
Читать дальше