Ирина Борисова: Хозяйка

Теперь я уже, кажется, не помню самого первого принятого в музее-квартире клиента, я совершенно забыла, кто был этот дорогой для нас человек, заинтересовавшийся распылителем, и как мы выдавали служебную комнату за офис арендующей музейную площадь фирмы в первый раз. Я помню, как это было поставлено позднее на поток — на дверь вешалась красивая табличка с названием нашего тогда еще ИЧП, модели экспонатов выносились в кладовку, вместо них на стену помещался блестящий календарь с нашим логотипом, на столе лежали справочники, стоял купленный по случаю факс, на тумбу красного дерева, где раньше красовался бюст Кржижановского, выставлялся демонстрационный образец распылителя.

Первым, купившим прибор клиентом, был гробовщик с Урала, он использовал прибор для окраски своих, как он говорил, изделий. Он привез банковский чек, я заполняла его, прикусив от старательности кончик языка, и, как потом выяснилось, все равно испортила. Мы шли с гробовщиком в банк, он доверительно делился, на сколько снизится себестоимость «изделий» от использования нашего распылителя. Мы со знанием дела кивали, изображая прожженных финансистов, была весна, с крыш текло, солнце светило, что есть мочи. В банке сказали, что неизвестно, пройдет ли испорченный чек, поезд у гробовщика был уже вечером, вставал вопрос, отдавать ли прибор. Вопрос решался в банковском коридоре, двое мужчин, гробовщик и Гриша, вопросительно смотрели на меня, и я, как настоящий главный бухгалтер, напряженно морщила лоб, интенсивно внушая себе, что нельзя отдавать прибор неизвестно кому, уезжающему неизвестно куда, без стопроцентной гарантии оплаты. И все же после паузы я подвинула ногой упакованный ящик к гробовщику и сказала: «Ладно, берите, позвоните только потом». И чек прошел, и гробовщик позвонил, а потом прислал нам с оказией банку меда. И я так радовалась, узнав, что чек прошел, и что первая финансовая операция нашего предприятия состоялась.

Пожилая женщина, мать двоих дочерей, одна из которых уехала в Америку и редко присылает о себе весточку, живет письмами дочери, знает их наизусть, многократно пересказывает их при каждой встрече с другими родственниками. Любые пустяки из жизни уехавшей дочери и даже люди, которых она упоминает в письмах, кажутся матери значительными. Уехавшая дочь присылает видеокассету, где среди других кадров отснят ее визит в дом к американским друзьям, а в следующем письме, присланном через полгода, дочь вскользь говорит, что в той семье, где она была в гостях, случилось несчастье, отец, владелец крупной фирмы, погиб в автокатастрофе. Горе совершенно неизвестных ей людей, живущих в Америке, производит на мать неизгладимое впечатление, она находит разные предлоги, чтобы вновь и вновь посмотреть присланную из Америки кассету, переживает, думая о вдове погибшего бизнесмена, все время говорит об этой женщине с другой дочерью, живущей с нею вместе, и та вздыхает, видя, что мать куда меньше интересуется их собственными проблемами, потому что, задавая вопросы и не дожидаясь на них ответов, мать смотрит сквозь нее, грезя об Америке.

Моя старая бабушка (мама), когда я прихожу к ней с едой и лекарствами, горестно жалуется, что никого нет, все умерли, на мой вопрос: «А я?» машет рукой, говорит: «Ну, при чем тут ты…», и я понимаю, что я примелькалась, ее душа ищет кого-то недоступного, другого.

Думая о том, почему людей тянет в Интернет, я прихожу к выводу, что причина похожа: виртуальная жизнь кажется иной, значительной, в отличие от жизни рутинной, своей.

Я живу в Интернете семь лет, у меня там своя территория, сайт, я — переводчик, гид, агент по аренде квартир, а, по совместительству, психолог и консультант. Клиентов из разных стран за эти годы у меня было так много, и так много чего с ними (со всеми нами) случилось, что я уже забыла кое-какие имена и фамилии, я знаю только, что, начиная всех вспоминать, я довспоминаюсь до эпизодов, уже совершенно забытых, эти эпизоды неожиданно всплывут, или кто-нибудь о них напомнит, и мне тогда покажется, что вместе с жизнью, которую я помню, я прожила за эти семь лет еще сколько-то жизней, которые совсем забыла.

Раньше, когда были я, моя семья, несколько друзей и коллег, я тоже мечтала об иной жизни, о встречах с неизвестными людьми. Мне казалось тогда, что есть страны и города, где люди живут иначе, мне хотелось заглянуть в их другую жизнь. Она пришла, приехала, прилетела так близко, вплоть до нашей кухни, и теперь я знаю: как ни живи, одинаково трудно найти истину, а пожив такой насыщенной жизнью семь лет, навсегда избавишься от страха одиночества.