Ирина Борисова - Хозяйка

Человек, вынашивавший идею строительства яхт на Обводном канале, ездит теперь по очереди с женой в Америку в качестве бэбиситтера к собственной внучке и подрабатывает там еще сбором мусора после ураганов. Разработчик марсохода там же — уехал после того, как марсоход рухнул в океан. Полина Семеновна, добрая женщина из газеты, по выражению живущих теперь в ее квартире людей, «переехала» в Израиль, ее дочка тоже, здесь у них не получилось издавать детский журнал. Наш приятель-инженер, у которого когда-то был цех в Купчине и офис на Литейном, остался в своем предприятии один, если находит заказ, арендует свой бывший цех, выполняя заказ на всех станках собственноручно, а если заказов нет, задвигает станки до лучших времен в заводском дворе под навес.

Мы все же расширились: у Гриши вместо шкафа теперь целая десятиметровая комната, где помещается наше предприятие: мы поменяли двухкомнатную квартиру на трехкомнатную, и Гриша по-прежнему выдает дома новые приборы в режиме нон-стоп.

В общем-то жаловаться грех, мы — сами по себе, делаем то, что нравится, а то, что приходится много работать, так, может, это и хорошо, лучше, чем киснуть и размышлять о бренности. Единственное, что ушло то прежнее чувство ожидания и надежды, ясно, что так все и будет, и ничего другого уже не произойдет. Но иногда, вспоминая слова Ахматовой, я думаю, а, может, мы все ошибаемся, может это чувство ложное, и впереди еще Бог знает какие события, ведь ошиблись же мы все в девяностые, думая, что вот еще чуть-чуть и…

Работа агента по аренде никогда не кончается, нельзя сказать: «вот сделаю это и буду свободна», или пообещать: «во столько-то я отделаюсь».

Звонят клиенты и просят квартиру, я ищу ее по всем ресурсам, обращаюсь к другим агентам, которые, в свою очередь, спрашивают, нет ли у меня другой квартиры под других клиентов, и я переключаюсь на другую квартиру, обзваниваю еще других агентов, на этом пути я могу опять ответвиться, забрести, вообще, неведомо куда, забыть про точку отсчета, и удивительно, что, блуждая по этому лабиринту, я все же нахожу точки пересечения, когда удается что-то у кого-то снять и кого-то куда-то поселить и при этом получить деньги.

Деньги, конечно, важны, но еще важна и игра, когда надо заполнить клеточки, соединить концы, найти недостающее звено, упорядочить, удовлетворить запрашивающего, закрыть тему, сбросить регистр и начать все по-новой. Хотя все всегда перехлестывает, что-то еще не закончилось, а начинается другое, невозможно разграничить, отсечь, освободиться, отвлечься, всегда что-то висит и не дает расслабиться.

Я спускаюсь спиралями по лестнице вокруг едущего вниз лифта с двумя трубками в руках — в лифте плохая связь, а мне надо вызвонить Александра или Полину, потом хожу по скверику, ожидая ответа, поглядывая на сидящих на лавочке с чемоданами клиентов, которых не знаю, куда везти, знаю только, что нельзя упустить, потому что потрачено столько времени.

Бывают комбинации победоносные и быстрые, как переход Суворова через Альпы — Полина откликается, и через полчаса дело в шляпе, клиенты заселены, деньги получены и поделены, и мы с Полиной сидим во французской кондитерской, вспоминая былые победы.

Александр, лучший агент из всех, говорит, что эта работа, вроде и свободная, а, с другой стороны, совершенно не принадлежишь себе: только соберешься, скажем, ни в кои годы, в лес за грибами, как кто-то свалится на голову, и подхватишься и побежишь совсем в другую сторону.

У меня день рождения, я хочу пораньше прийти домой, но звонит телефон, и я мчусь в аэропорт, по горящим глазам и бледному лицу убежденного вегетарианца узнаю прилетевшего американца, везу его на квартиру, которую он немедленно отвергает, углядев сидящего на стене комара, хоть я и убиваю насекомое и, обойдя с американцем стены, демонстрирую полное отсутствие иных особей.

Гости сидят за столом, пьют за меня, я же не с рюмкой, а с телефонной трубкой в руке, между тостами прозваниваю варианты. Среди гостей и американец, которого некуда девать, наворачивает овощи в подставленной тарелке, а мой двоюродный брат, подкладывая ему еще баклажан, в ответ на причитания бабушек, невозмутимо пожимает плечами: «А что ж вы хотите, это работа».

Когда ходишь по городу, смотришь уже не на фасады домов, видишь их, скорее, в разрезе: пытаешься угадать, а что там внутри, какие лестницы, какие двери, коммуналка или расселенная, сколько комнат, какой ремонт, сдают или живут сами. Хотя большая часть центра уже освоена, проезжая по Мойке, Рубинштейна или по Невскому, тут и там отмечаешь знакомые окна, и сразу вспоминаешь длинную цепочку людей, которых туда селила.