Зульфю Ливанели - История моего брата

Я спросил у Хатидже-ханым, не может ли та отвести девушку к Ферихе. Женщина почувствовала, что за последние дни она стала очень важным человеком.

– Ну конечно, – радостно ответила Хатидже-ханым, – ведь Ферихе живет недалеко от нас. Когда пожелаете, тогда и отведу нашу красавицу туда.

Девушка резким тоном стала спрашивать меня, о чем я вчера все-таки успел поведать уже после того, как она заснула.

– О жизни рабочих, о Людмиле, о том, как я уговорил Мехмеда приехать в Борисов. Правда, вскоре мне предстояло убедиться в том, что я совершил самую главную ошибку в своей жизни, пригласив Мехмеда. Трагедия началась в Борисове.

– Что за трагедия? – нетерпеливо спросила она с набитым ртом. – С кем трагедия? С Людмилой?

– Нет. В этой истории есть еще один человек. Трагедия начнется, когда он войдет в нашу жизнь.

– Кто он?

– Самое прекрасное создание! Я вечером расскажу о нем и о знакомстве, которое разрушило жизнь моего брата.

– Оооох! – закатила девушка глаза и пробормотала себе под нос: – Вечером он расскажет! Долго ждать этого вечера. Будь его власть, он давно бы меня связал и оставил здесь рабыней.

Журналистка ушла вместе с Хатидже-ханым. Я пошел провожать их и в дверях сказал:

– Мы так привыкли друг к другу. Я буду часто тебе звонить.

Она фыркнула, даже не посмотрев на меня, и съязвила:

– Развлекайся со своей собакой. А если с собакой не выйдет, то у тебя есть Любимая . Стоит там понапрасну. Иди и разговаривай с ней целыми днями. Мне-то что до твоей жизни!

Через некоторое время Хатидже-ханым вернулась. Она отвела девушку к Ферихе и пришла обратно.

– Ахмед-бей, – спросила она, – почему эта журналистка постоянно пытается с кем-то встретиться? Что она здесь ищет?

– Она, наверное, пытается узнать о Светлане.

– Лично я уверена – это дело рук этой неверной.

Женщина помолчала, видимо, ожидая моих возражений, а затем продолжила:

– В конце концов выяснится, что эта болгарская баба все и сделала. Вот бы судья меня послушал!

– Как твой сын, Хатидже-ханым? – спросил я. – Упала у него температура?

Хатидже-ханым сказала, что после температуры у него начался кашель, он лежит в кровати и не может встать, в общем, сильно простудился. Я спросил, показывала ли она его врачу.

– Ой, доктор много денег попросит! – нахмурилась Хатидже-ханым.

Закончив дела в городке, я пошел в аптеку и купил несколько жаропонижающих и болеутоляющих средств, а также сироп от кашля. Вернувшись в Подиму, я отправился к запущенному дому Хатидже-ханым. Забор вокруг дома давно упал, в саду прогуливалось несколько кур. Я позвонил в звоночек рядом с почерневшей от времени деревянной дверью. Дверь открыла Хатидже-ханым. Почему-то она была очень взволнована, хотя я и предупреждал ее, что приду. Оказывается, в доме не убрано, я должен извинить ее, старый хрыч ушел в кофейню, сейчас она угостит меня чаем или кофе.

Посреди комнаты, в которую я вошел, стоял квадратный стол, покрытый белой клеенчатой скатертью в зеленую клетку. На столе лежала наполовину перебранная сырая фасоль. Я сказал хозяйке, чтобы она не беспокоилась, я ненадолго, и спросил о Мухарреме.

– Он, бедняжка, спит в спальне, – сказала она.

Я отправился туда. Парень действительно спал. Одеяло с него сползло на пол. На его бесформенном теле красовались тесные трусы. Лицо было пунцовым. Я взглянул на лоб, непропорционально большой для его лица. Пот стекал по его лицу, было ясно, что у него жар. Стараясь не разбудить больного, я вернулся к Хатидже-ханым, отдал ей лекарства, объяснив, как ими пользоваться, и предупредил – если средства не помогут, то парня придется везти в больницу.

– Награди вас Аллах за вашу помощь! – всплеснула она руками, провожая меня к двери.

Под эти молитвы я вышел из дома, размышляя, как же еще меня может наградить Аллах. Впрочем, награды я никакой не ждал, молитв тоже. Я старался лишь для того, чтобы как можно сильнее привязать к себе Хатидже-ханым, чтобы она лучше заботилась о моем доме.

Вернувшись домой, я взял Кербероса и отправился с ним на берег моря. Пес был обижен. Когда я спросил, в чем дело, он отвернулся. Мне стоило больших усилий понять, что на самом деле он ревнует меня к девчонке. В последние несколько дней я уделял ей слишком много времени. Мне хотелось, чтобы Керберос простил меня, я хотел даже его погладить, но пес дал понять, что это невозможно.

– Ладно, – вздохнул я. – Не расстраивайся. Все закончилось, она уехала.