Имоджен Эдвардс-Джонс - Модный Вавилон

У него звонит мобильник, он встает и начинает ходить по номеру. Мы с Александром глядим сначала друг на друга, потом на фотографии манекенщиц, которые будут участвовать в нашем показе.

— Я бы предпочел, чтобы красота снова вошла в моду, — бормочет Александр, перебирая пачку снимков и анкет.

— Да, это было бы куда приятнее.

Он вздыхает.

— Ни одна из этих девок мне не нравится.

— Мне тоже, — говорю я. — Но Гуччи считает, что они исключительны…

— Слушай, я же сказал: никаких проблем не будет! — Эйден ходит туда-сюда вдоль вешалок, перебирает костюмы, вытягивая наружу то юбку, то жакет, и бегло их осматривает. — Да!.. Хорошо… ладно… Пока, — и оборачивается к нам. — Прошу прощения! Маленькие неувязки с сегодняшним показом Марка Джакобса.

— Ничего страшного, — успокаиваю его я.

— Хорошая коллекция.

— Спасибо, — улыбаюсь я.

— Кажется, Маккуин тоже увлекся шотландской темой, так что у вас будет хорошая компания, — сообщает он, застегивая портфель. — Ладно, ребята, увидимся. Вам никто не предлагал билетов на показ Luca Luca?

— Что-что?

— Luca Luca.

— Нет.

— Это, конечно, не звезды первой величины, но сходить туда стоит, — говорит он. — Там всегда полно знаменитостей. В прошлом сезоне я сидел напротив Пэрис Хилтон и наблюдал за тем, как она в течение всего шоу подкрашивала губы, глядя в пряжку собственной сумочки вместо зеркальца. Очень смешно.

— Увидимся. — Александр провожает его до дверей. — Спасибо тебе за помощь.

— Всегда рад, старина, — отвечает тот и уходит.

— Вот черт, — говорю я.

— Что такое?

— Ты слышал, что он сказал?

— Он много чего сказал.

— Что Маккуин шьет из шотландки.

— Откуда ему знать? Маккуин целый месяц ничего не показывал.

— Может быть, Эйден разговаривал с моделями. Откуда, черт подери, мне-то знать?! Но у нашей коллекции та же самая идея!

— И что?

— И все! — Сердце у меня колотится, во рту внезапно пересыхает. — Черт, черт, черт! У нас та же самая идея!

— Это не важно.

— Нет, важно. Я буду выглядеть неоригинально. Как будто подражаю Маккуину.

— На самом деле, — с улыбкой замечает Александр, — ты будешь представлять коллекцию первой.

— Но… да, ты прав. Но… его коллекция будет лучше!

— Нет, — говорит Александр. — Она просто будет другая.

— Лучше.

— Другая.

— Зачем мне вообще об этом сказали?

— Я тебя понимаю. Но ничего не исправишь.

— Теперь эта мысль будет меня терзать, пока мы не увидим его чертову коллекцию, а потом я буду в отчаянии сравнивать ее со своей.

— Успокойся.

— Не могу.

— Можешь.

— Нет. Посмотри, у меня уже руки трясутся.

— Взгляни на все с другой стороны: ты окажешься рядом с Маккуином в журнальных обзорах.

— Ты прав, — улыбаюсь я и хлопаю Александра по плечу. Какой он молодец! Всегда придумает какое-нибудь утешение.

— Представь себе заголовок: «Шотландия снова актуальна!», а внизу ты — и Маккуин. Вы размышляете над новым оригинальным направлением в моде, сидя за чашкой кофе где-нибудь в закусочной на Ганновер-сквер.

— Ты прав, — повторяю я, успокаиваясь.

— Я всегда прав. — Мой партнер улыбается. — Только вообрази себе эту картинку в американском Vogue.

В дверь стучат.

— Это, наверное, Беверли, — говорит он. — Улыбочку! И давай проверим, хорошее ли у нас чутье!

Со стилистами много возни. Поскольку я сама не слишком увлекаюсь макияжем, а Александр — гей, нам обоим трудно восхищаться оттенками губной помады. Каждый специалист по мэйкапу, которого мы приглашали, всегда выносил свое безапелляционное суждение о том, что именно нынче в моде. Не то чтобы действительно было трудно в этом разобраться. Просто каждый новый сезон — это или глаза, или губы. Если в прошлом сезоне подчеркивали глаза, то в этом будут подчеркивать губы, и наоборот. Хотя вынуждена признать, что мы оба просто стали в тупик пару лет назад, когда в моду вошли брови — ну, почти что глаза.

Александр однажды довольно жестоко заметил, что носы в моде не будут никогда. Мне стало так смешно, что пришлось сделать вид, будто я поперхнулась, и выйти из комнаты. Так или иначе, в прошлом сезоне были глаза, и потому — держу пари — теперь будут губы.

Входит Беверли со своей бездонной сумкой, полной косметики, и я пытаюсь сделать просветленное лицо и притвориться, будто мне безумно интересно все, что она будет говорить. Следом за ней идет молодая девушка, должно быть, лет пятнадцати.

— Привет, — говорит Беверли, протискиваясь в дверь.