Джон Грин - Черепахи – и нет им конца

– Извините, что помешала.

– Я уже ухожу, – сказал Дэвис.

– Оставайся, – ответили мы в один голос.

– Нет. Мне нужно идти.

Дэвис обнял меня одной рукой.

– Спасибо, – шепнул он, хотя я ничего не сделала.

На пороге он обернулся и посмотрел на меня и маму в нашей – как ему, должно быть, казалось – семейной идиллии. Я думала, он скажет что-нибудь на прощанье, но Дэвис только смущенно махнул рукой и вышел.

В доме Холмсов наступил тихий вечер. Обычный, словно ничего не произошло. Я писала сочинение о Гражданской войне. День – который, впрочем, не был особенно ясным – растаял в темноте за окном. Я сказала маме, что пойду спать. Переоделась в пижаму, почистила зубы, сменила пластырь, легла в постель и написала Дэвису: Привет.

Он не ответил, и я послала сообщение Дейзи. Я поговорила с Дэвисом.

Она: И как?

Я: Не очень.

Она: Хочешь, загляну к тебе?

Я: Давай.

Она: Выезжаю.

Через час мы с ней лежали на моей кровати с ноутбуками на животах. Я читала новый рассказ про Айалу. Каждый раз, стоило мне хихикнуть, Дейзи спрашивала: «Что смешного?» И я объясняла ей. А после мы просто смотрели в потолок.

– Ну вот, – сказала наконец моя подруга, – все и сложилось к лучшему.

– Как это?

– Наши герои разбогатели, никто не пострадал.

– Пострадали все.

– В смысле, никто не поранился.

– У меня разорвалась печень!

– А, точно. Я забыла. По крайней мере, никто не погиб.

– Гарольд погиб! И, возможно, Пикет!

– Холмси, я стараюсь придумать счастливый конец. А ты все портишь.

– Я такая Айала.

– Такая Айала.

– Со счастливыми концовками есть одна проблема, – сказала я. – Они либо не такие уж счастливые, либо не совсем концовки, понимаешь? В реальной жизни что-то становится лучше, а что-то хуже. И в конце концов ты умираешь.

Дейзи рассмеялась.

– Как всегда, Аза «И в конце концов ты умираешь» Холмс напоминает, что на самом деле все кончится вымиранием нашего вида.

Я тоже засмеялась.

– Ну, в общем, это единственный настоящий конец.

– Нет, Холмси. Ты выбираешь свои концы и свои начала. И рамку. Может, от тебя не зависит, что на картине, но рамку выбираешь ты.

Дэвис так и не ответил, даже когда я написала ему несколько дней спустя. Но он сделал новую запись в своем дневнике.

Ничто не вечно, я это понимаю. Но почему потери так мучают меня?

Месяц спустя, сразу после рождественских каникул, я проснулась рано и сделала для нас с мамой две тарелки хлопьев. Я завтракала перед телевизором, когда она вышла – еще в пижаме, растерянная.

– Опаздываю, опаздываю. Все никак встать не могла.

– А я тебе завтрак приготовила.

Мама села рядом со мной на диван и сказала:

– Хлопья не готовят.

Я засмеялась, а она съела пару ложек и побежала одеваться. Мама всегда такая – ни минутки не посидит спокойно.

Когда я повернулась к телевизору, внизу экрана бежала красная строка с последними новостями. Перед воротами поместья Пикетов стояла журналистка. Я схватила пульт и включила звук.

– По нашим сведениям, Пикета опознать не удалось, однако власти считают, что тело, найденное в ответвлении тоннеля, действительно принадлежит миллиардеру и строительному магнату Расселу Дэвису Пикету-старшему. По словам одного из участников расследования, Пикет, предположительно, погиб из-за суровых погодных условий в течение нескольких суток со дня своего исчезновения. И хотя мы не располагаем официальным подтверждением, наши источники сообщают, что тело было обнаружено полицией после анонимного звонка.

Я тут же написала Дэвису. Только что видела новости. Мне так жаль! Я столько раз говорила тебе эти слова, но мне действительно жаль. Я очень тебе сочувствую.

Он не ответил сразу, и я добавила: Ни я, ни Дейзи не звонили в полицию. Мы никому ничего не сказали.

Теперь на экране моего телефона появилось многоточие – он печатал. Знаю. Это сделали мы с Ноа. Мы вместе так решили.

Вошла мама, на ходу застегивая сережку, и сунула ноги в туфли. Она, видимо, слышала конец репортажа, потому что сказала:

– Аза, ты должна поддержать Дэвиса. Для него сегодня очень тяжелый день.