Роман Сенчин - Дождь в Париже

Когда-то, до освоения этой территории людьми, она была, наверное, красивым и живописным местом. Полуостров: с правой стороны – Енисей, слева – речка Тонмас-Суг, маленькая, но живая, веселая, не замерзающая даже в самые лютые морозы. Берега Тонмас-Суга загадили свалками, на дне валялись железки, автомобильные покрышки, кирпичи…

Полуостров, видимо, часто затапливался до того, как насыпали дамбу, и до сих пор кое-где на незастроенных, незатоптанных клочках растет высокая сочная трава, какая бывает на заливных лугах. На возвышенности уцелел кусок тополевого леса, в котором можно найти грузди. Растет шиповник с крупными мясистыми ягодами.

Вскоре после принятия Урянхайского края под протекторат России и основания Белоцарска, будущего Кызыла, стали строить кожевенно-пимокатный завод. Вокруг селились рабочие, торговцы. Возникло то, что когда-то было принято называть слободой.

Несколько десятилетий Кожзавод считался не то чтобы престижным районом города, но надежным, крепким. Работники самого завода жили в основном в благоустроенных домах в нескольких автобусных остановках отсюда, а Кожзавод, отделенный от остального города лесочком и рытвиной давно пересохшей протоки, сделался этакой деревней. Избы и дома-засыпушки, довольно просторные огороды, стайки с курами, свиньями, кроликами, а иногда даже с коровой. Тот магазин с полукруглым фасадом старики называли лавкой, а выход или выезд за пределы Кожзавода – «отправиться в город».

В середине восьмидесятых слободка испытала первый серьезный удар – началось воровство. Таскали кур, рвали все съедобное на огородах, снимали с веревок белье… Потом произошло нашествие наркоманов, ищущих мак.

Странно, до статей в газетах, сюжетов по телевизору их в Туве, где всегда было много бывших зэков, хулиганов, разных отпетых типов, как-то не замечали. Знали, вот тот колется и вон тот, но воспринимали это как болезнь, не очень опасную и незаразную. Тем более что эти колющиеся кололись десятилетиями, не теряя при этом человеческого обличья, не выпячивая свой кайф-недуг. А тут, после шквала в прессе, началось. И мак, росший во многих огородах самосевом вроде укропа, сделался огромной ценностью. Чтобы добыть его, ломали заборы, вытаптывали грядки. Владельцы огородов принялись истреблять мак, но тут пошли просьбы-приказы молодых наркоманов сажать его побольше…

Когда начались межнациональные волнения, жители Кожзавода, как и многие нетувинцы Кызыла, стали переселяться за Саяны – в Красноярский край. Дома покупали нетувинцы, бегущие из районов. Потом и они почти все исчезли за Саянами. Их место занимали тоже из районов, ободранных, одичавших, но уже тувинцы. Надеялись на работу в столице, но ее на всех не хватало.

К концу девяностых Кожзавод стал обиталищем нищих, потерявших всякую надежду.

Дома обветшали до крайности, шпальные стены двухэтажного барака возле магазина почернели так, что напоминали уголь. Сам магазин, когда-то радующий глаз, зовущий зайти, каждую весну покрываемый подсиненной или розоватой известкой, облупился, ступени искрошились, и даже молодому и здоровому добраться по ним до двери было сложно. Полный развал и упадок.

Оказавшемуся здесь сразу становилось ясно, что жителям нужна помощь. Сами они не только не выберутся из этой трясины, но попросту не раздобудут пищи, чтобы наесться досыта. Большинство отмахивалось открыто или мысленно – «сами виноваты», а баптисты вот старались помочь.

В тот первый для Андрея раз загрузили мешки в автобус пятого маршрута на одной конечной остановке, «Востоке», проехали через весь город, правда, не по центру, а в основном по убогим и трухлявым окраинам, и через полчаса высадились на другой конечной – «Кожзаводе».

На лавочке, обозначавшей эту самую остановку, и возле нее сидели и стояли десятка два ребятишек и, как только увидели людей с мешками, бросились в разные стороны. Андрей поначалу не понял, что случилось.

«Нас караулили, – объяснил Денис Емельянин, один из самых активных членов общины, музыкант и актер ТЮЗа, но тоже с жизненными проблемами. – Сейчас родителей приведут».

И действительно, через две-три минуты из обоих подъездов барака, ближайших калиток стали торопливо выходить обитатели; по улицам, которые обтекали магазин с двух сторон, ковыляли старухи или похожие на старух женщины.

Наблюдая за их приближением, Андрей почувствовал подзабытый ужас, какой ощущал подростком после фильмов про зомби. Возвращался по темным кызылским улицам из видеосалона, и при появлении подпившего или медленно бредущей компашки тело сдавливало, ноги становились ватными, спину щипал ледяной пот. Так и теперь…