Гилберт Адэр - Мечтатели

К десяти часам запутанный лабиринт баррикад протянулся от площади Эдмона Ростана на севере до улицы Эскарпов на востоке, от пересечения улиц Ульма и Гей–Люссака на юге до лицея Святого Людовика на западе. К несчастью, эти баррикады, которые, будучи нанесенными на карту, легко сошли бы за мосты, на самом деле являлись их полной противоположностью. Идея строителей заключалась в том, что если, подобно корабельной переборке, одна из баррикад будет снесена натиском, то, приняв удар на себя, выдержат другие.

Но вместо этого подобная система только затрудняла защитникам отступление, поскольку сами баррикады использовались также и в качестве арсеналов. В случае атаки обороняющиеся, не располагая более сложными орудиями войны, нежели железные прутья и булыжники, вынуждены будут извлекать их из баррикад, действуя тем самым по пословице «нос прикроешь — ноги высунутся».

В одиннадцать пятнадцать префект полиции выступил по телевидению: он говорил в целый букет микрофонов и терпеливо разъяснял, что и сам когда–то был студентом, что в юности ему тоже доставалось полицейской дубинкой и что, следовательно, он понимает мотивы студентов и даже отчасти им симпатизирует. Но всему есть предел: и сказано, и сделано по этому поводу было уже довольно.

Затем, обращаясь напрямую к самим демонстрантам и используя один из тех эвфемизмов, что звучат грубее, чем слово, которое они заменяют, он заявил, что получил от министра внутренних дел разрешение на «зачистку» Латинского квартала, если митингующие не покинут его к полуночи.

В полпервого ночи новая «линия Мажино», возведенная студентами, по–прежнему оставалась в их руках. Тогда приказ министра довели до командира сил СРС.

И вот на эти–то улицы, парадоксальным образом одновременно и залитые лунным светом, и похожие на лунный пейзаж, на эти улицы, пересеченные баррикадами, напоминающими с высоты птичьего полета не что иное, как шахматную доску, вышли Teo, Изабель и Мэттью.

Из квартиры Шарля — сам хозяин покинул ее еще за два часа до того — они отправились по набережным Левого берега, вдоль набережной Орсе, набережной Вольтера и набережной Конти, пока не свернули на улицу Сен–Жак, в начале которой они застыли в неподвижности на несколько минут. Вокруг пахло слезоточивым газом. Уличные фонари окружали лиловые нимбы. Дома, наглухо запертые, безразличные, показались им такими же незнакомыми, как и весь город, как какой–нибудь Цюрих или Барселона, где они никогда не бывали прежде.

Продвигаясь к полю сражения, они видели впереди кроваво–красное небо, по которому скользили вытянутые, как цеппелины, облака дыма. Иногда в небо поднималась ракета и падала, рассыпая на лету искры, выхватив при этом из темноты для них, словно они были зрителями на этом спектакле, очередной эпизод мужества и самоотверженности: молоденькую девушку, колотившую кулаками в грудь полисмена, свалившего с ног ее приятеля, или средних лет домовладельца в джемпере и шлепанцах, выбежавшего на улицу, чтобы помочь демонстрантам перевернуть свой собственный автомобиль.

Троица продолжала идти вперед.

Каким–то чудесным образом, перескакивая от правого тротуара к левому и обратно, ныряя в никем еще не занятые дверные проемы, пересекая перебежками улицы и площади, Teo впереди, а Изабель и Мэттью сзади, изо всех сил стараясь не отставать от него, — так же, как в тот раз, когда они устроили забег по коридорам и залам Лувра, словно тогда репетируя то, что происходило сегодня, — они достигли баррикады на площади Эдмона Ростана. Под зеленым аптечным крестом они рухнули на разложенный на деревянных ящиках пятнистый матрас, из которого, словно седые волосы из ушей старика, выбивались клочки желтовато–белой шерсти. Они лежали на нем скрючившись и смотрели на полосатые тени, мелькавшие в их затуманенных дымом глазах.

Лучи света от фонариков бойцов СРС чертили на стенах, на баррикадах, на лицах защитников звезды, круги, подобия снежинок. То там, то здесь выхватывался образ, обрывок образа, отдельная деталь, выбранная наугад: открытый рот, перевязанное запястье, тайный поцелуй, на что–то указующий перст, — но на что? зачем? и чей? Откуда–то раздавался скрипучий смех, выкрики «СРС равно СС! СРС равно СС!» или «Де Голль — убийца!», но звучали они глухо, словно плохо прописанная звуковая дорожка кинофильма.

Пролетали часы, а может, только казалось, что пролетали.

Три, четыре, пять раз бойцы СРС пытались прорвать оборону, и каждый раз их отбрасывали назад. Канистры со слезоточивым газом полетели через баррикаду, и тут же лица защитников украсили красные полотняные забрала. Домовладельцы открывали окна над головами демонстрантов и бросали сверху полотенца, чтобы помочь им защититься от газа, наполняли тазики и кувшины ледяной водой и лили ее с балконов на улицу, поскольку, как известно, вода подавляет действие слезоточивого газа.