Павел Вадимов - Лупетта

Больше всего проникся моими бедами Али. Он долго рассказывал, размахивая руками, какие здесь замэчатэлные хырурги, смотри, какой ух из жопы слепили, из чего следовал неопровержимый вывод, что исправить мою шею для них — как два палца обоссат. Виктор Петрович только морщился от инвективной лексики, а Славик протянул мне гильзу на счастье.

Операция прошла успешно. Хирургу хватило трех с половиной часов, чтобы вырезать правую подчелюстную слюнную железу и прилегающие лимфоузлы впридачу, а потом аккуратно заштопать образовавшееся углубление суровыми нитками. Не успел я прийти в себя после общего наркоза, как потребовал зеркало, чтобы полюбоваться на свободную от опухоли шею. Медсестра, засмеявшись, сказала, что повязку будут менять только через день, красавчик, вот только в процедурной зеркала нет, так что придется потерпеть две недели. Потом я снова уснул и проспал, как сказал Али, круглый сутки.

Проснувшись, я окончательно передумал помирать. Даже злость какая-то появилась. Ну что за чушь я себе в голову вбил? Возомнил Бог весть что! Тоже мне Иов недорезанный! Ладно. Хрен с ней, со слюнной железой, плеваться буду меньше. Что же касается шрама на шее... а что, наверное он будет смотреться очень даже маргинально. В крайнем случае пригляжу себе какой-нибудь богемный шарфик... Решено — снимут повязку, начну новую жизнь. Надо все-все изменить, чтобы ничегошеньки о прошлом не напоминало! Главное, я чувствовал в себе силы это сделать, откуда-то пошел мощный прилив энергии, казалось, я могу не только горы свернуть, но и обогнать спешащего к ним Магомета. Оставалось чуть-чуть потерпеть, две недели, неделю, три дня, день, но как чертовски медленно тянулся этот последний день!

Когда сняли швы, на шее — на этот раз уже с левой стороны — обнаружился бугорок новой опухоли. Увидев его, профессор Воробьев побледнел и набрал телефон патологоанатомической лаборатории, куда увезли на гистологию вырезанные из шеи ошметки. На следующий день у него на столе лежал мой приговор.

— Лимфома — это рак? — спросил я профессора.

— Только не надо нервничать. Наконец-то поставили правильный диагноз, это уже хорошо. А все остальное вам объяснят в отделении гематологии.

В полотняном мешочке моих непричесанных снов оставалось еще достаточно места, чтобы схоронить там лакомый кусочек ожидания. Пока я завязывал заветный мешочек крепким речным узлом, в памяти внезапно пробудился хрустальный колокольчик любимого голоса. Заслушавшись, я совсем забыл о своем маленьком секрете, а он, затейник, только того и ждал: выскользнул наружу, взмыл свечкой в небо — и вниз. Едва успел поймать его ртом. Никогда не думал, что ожидание бывает таким сладким...

Самолет вылетал рано утром. Такси примчало меня на улицу Марата, не успев развеять сладкий привкус сна. Окончательно проснулся я лишь после того, как увидел Лупетту. Она ударила мне в голову, как крепкий коктейль, обжигающий коктейль в тонком шерстяном бокале, разбавленный терпким аквамариновым шарфиком, с топиком из лучезарной улыбки. Залюбовавшись, я чуть не забыл поздороваться с мамой, которая выглядела намного моложе своих сорока с хвостиком лет.

Мы приехали в Пулково-2 раньше, чем следовало. Рейса на Рим на табло еще не было, и я предложил выпить кофе. Дамы сели за столик, а я встал в очередь в баре, не спуская глаз с Лупетты. Она что-то быстро говорила маме, и они то и дело заливались смехом. Казалось, что улыбались все вокруг, все, кто видел в этот час этих красивых и счастливых женщин. Я едва не пропустил свою очередь, и когда девушка за стойкой вежливо поинтересовалась: «Вам, пожалуйста?» — даже вздрогнул от неожиданности. «Один эспрессо и два капуччино», — ответил я, на миг упустив из виду хозяйку моего сердца. И тут произошло нечто необъяснимое. Возможно, я каким-то чудом попал в резонанс с взлетающим лайнером, который взвыл за окном зала отправления. А может, всему виной был критический недосып последней ночи. Нельзя исключать и того, что на самом деле вообще ничего не изменилось, и только теперь память прокручивает все последующие события в режиме Mute.

Проще всего было бы сказать, что мне заложило уши. Но это неправда. Ведь когда закладывает уши, ты слышишь звуки окружающего мира, только они доносятся до тебя как бы сквозь вату. Мне не закладывало уши, я просто потерял слух. Причем сразу и целиком, то есть взял и оглох. Правда, сначала я действительно подумал, что это какой-то глюк, который пройдет, как только я поставлю поднос с кофе на столик. Вот только до столика мне дойти не довелось. Я остановился на полпути, когда увидел, как Лупетта внезапно перестала смеяться и прикрыла рот рукой, уставившись на какую-то точку в зале. Проследив за ее взглядом, я заметил смутно знакомого человека с глазами, похожими на скарабеев, который черной тенью плыл (или все-таки шел?) через люминесцентный холл, быстро приближаясь к нам. Я уже где-то видел этого человека. Но его фамилия вылетела у меня из головы.