Павел Вадимов: Лупетта

Может выпить, чтобы нервы успокоить? Ага, только похмелья мне не хватало. И без того страшно подумать, как я буду выглядеть утром. Морда серая, глаза красные, под глазами круги, короче, ожившие мертвецы нервно курят в кустах. Я живо представил курящих в кустах мертвецов... А что, вполне реальная картина, скажем снимают какой-нибудь ужастик, а актерам, играющим этих самых, которые ковыляют, как попрошайки в метро, надо же где-то устроить перекур. Ну и вот они, чтобы не дымить на съемочной площадке, отходят в ближайшие кусты, достают сигареты и... Господи, ну что за чушь! Нет чтобы подумать о чем-нибудь позитивном!

А завтра, кстати, с Лупеттиной мамой в аэропорту придется знакомиться, дальше откладывать это торжественное событие нельзя. Должна же мама, в конце концов, знать, с кем ее любимая доченька уматывает в Италию! А тут — на тебе, явился не запылился, лось красноглазый: здравствуйте, Ва... э-э-э, я же вчера переспрашивал, а, вспомнил, Валентина Владимировна. Большое спасибо, что разрешили вашей дочери поехать со мной в Италию... То есть не поехать, а полететь. Или, может, так: я очень признателен, что вы отпустили со мной свою дочь. А еще лучше: благодарю вас за то, что доверили мне дочь. Да, да, «доверили» — самое лучшее ело... Бред, ну что за бред, к чему этот пафос, еще подумает, что я какой-то напыщенный болван! Надо просто спокойно, без всякой такой канители, поговорить с ней... О чем? Ну, об Италии например... Она спросит, какие города мы собираемся посмотреть, и я перечислю: Рим, Be... Нет, ни о чем таком она спрашивать не будет, все это есть в буклете, который нам в турфирме дали, она его наверняка читала. А о чем же тогда спросит? Ну, предположим, знаю ли я какие-нибудь итальянские слова, и я отвечу: да, — и она уточнит, какое слово мне нравится больше всего, и я скажу: скузи, что означает «простите».

А вдруг она спросит, что мы будем делать потом, когда вернемся из Италии? Хороший вопрос. Я задавал его себе уже не раз. Со свиданиями в мастерской, понятное дело, пора завязывать. Полеты на сингл матрасе — это, конечно, романтично, но всему есть предел... Да и Кушакову наши визиты, похоже, уже осточертели. Творить человеку не даем. Хорошо. Мастерская отменяется. Допустим, я сниму квартиру. Что значит «допустим»? Точно сниму, без дураков. И что, будете там встречаться? Два раза в неделю, как настоящие любовники? Или пойдете дальше и сразу станете жить вместе, как муж и жена? «Что у нас на завтрак, милая?» — «Яишница с сосиской, дорогой». Э-э-э... если честно, я себе такого расклада не представлял... Выходит, ты не хочешь быть рядом с любимой в горе и в радости, пока тру-ля-ля не тра-ля-ля вас? Хочу, как не хотеть? Но еще больше я хочу перетащить в новую квартиру волшебный сингл матрас, точнее не само полосатое чудо, которое давно пора на помойку выбросить, а то охрененное чувство полета... полета, во время которого никакая яичница с сосиской не сможет оставить тошнотворных пятен банальности на наших... на нашей... на нашем...

Что-то я уже засыпаю, Ва... Валентина Владимировна. Скузи.

Светило челюстно-лицевой хирургии профессор Воробьев принял меня на следующий день без очереди — выручила записка из онкодиспансера. Он долго щупал мою шею, мял в руках набухшие лимфоузлы, задумчиво прикрыв глаза, и наконец изрек:

— Ну что ж, прекрасно, что онкологии у нас нет. Значит, будем лечиться. Для начала укольчики. Ампициллин хорошо переносим?

— Вы думаете, можно обойтись без операции?

— В любом случае, пока такой лимфоденит и температура, операцию делать нельзя.

В палате было всего три соседа. Азербайджанец Али, лишившийся в драке уха, наращивал новое — из тканей мягкого места. Ему уже сделали три операции с перерывом в полгода, впереди была последняя. Учитель литературы в средней школе Виктор Петрович дожидался замены треснувшей титановой пластины, врощенной в его челюсть. Комиссованный из Чечни Славик лечил задетую в боестолкновении под Грозным скулу. В общем, компания подобралась веселая.

Но мне было не до веселья. Антибиотики кололи сначала три, а потом пять раз в день, заменив одни препараты на другие, просвечивали шею УЗИ, делали новые проколы, да все без толку. Правда, температура опустилась до 37, и шея болеть стала меньше. Но проклятая шишка все так же выпирала под челюстью, не желая убираться восвояси. Спустя три недели профессор Воробьев вызвал меня в кабинет и сообщил, что после консультации с коллегами он принял решение об операции. «По всей видимости, воспаление зашло слишком далеко, и в инфильтрате произошли необратимые изменения», — подытожил он. Честно говоря, я был рад, что всю эту хрень наконец-то вырежут. Кому угодно надоест ходить восемь месяцев с таким уродским зобом.