Наташа Апрелева - У каждого в шкафу

Зоя Дмитриевна покраснела в тех местах, где не успела до этого, несколько раз шумно вдохнула несвежий больничный воздух и пошевелила ногами. ИванИваныч отошел к двери, заботливо приоткрыл ее и дружелюбно произнес:

— Для вас лично, Зоя Дмитриевна, мы с Юлией Александровной тоже присмотрели несколько великолепных персонажей. Я предлагал Пеструю Ленту, но эта Юлия Александровна, она такая формалистка, вообразите, говорит, что на змейку вы похожи не очень. Весу, говорит, прямо многовато для змейки… Предлагает вам Собаку Баскервилей изображать…

Зоя Дмитриевна, грозно шагая, вышла в коридор. От негодования она не находила соответствующих моменту слов. В ужасном волнении ворвалась в пустующую ординаторскую, нашарила гневно дрожащей рукой свой телефон. Подслеповато сощурилась, путаясь непослушными пальцами в крошечных кнопках.

«Собаку Баскервилей, говорите, многоуважаемая Юлия Александровна? Я сейчас вам покажу собаку… Весу многовато…»

Наташа обратила внимание, что за окнами заметно посветлело. Чернильные кляксы в стеклах разбавились слегка утренним холодным воздухом и водой, конечно, водой. Иногда люди придают преувеличенное значение этим вещам: встретить рассвет, проводить закат, всякой отвлеченной дребедени, причем даже лучшие из них. «Я устала», — подумала Наташа. «Сейчас что-то произойдет», — подумала Наташа.

Выложенный на низкий-низкий столик (совсем как в кафе) мобильный телефон босоногой завибрировал и пропел низким и, пожалуй, приятным мужским голосом: «Я смотрю в чужое небо из чужого окна и не вижу ни одной зна-а-а-акомой звезды, я ходил по всем дорогам и туда и сюда, оглянулся и не смог разглядеть следы, но, если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сего-о-о-одняшний день, и билет на самолет с серебристым крылом, что, взлетая, оставляет земле-е-е-е лишь тень…»

Хозяин иногда слушал нечто подобное.

— Господи, — удивленно сказала босоногая, — Зоя Дмитриевна! Она мне теперь ночью звонить будет? Совсем с ума сошла.

Трубку не взяла. Песня прервалась на полуслове. Точнее, на полузвуке, красивом гитарном проигрыше.

Чтобы через несколько секунд заиграть снова.

— Лорка теперь, — сглотнула босоногая. — Ой.

На этот раз трубке ответила: «Ал-ло».

И молча слушала. Не переспрашивала. Нажала «отбой». Продолжала молчать. Грубая рыжая нервно проорала в ярости:

— Что, блядь, за на хуй?

Босоногая посмотрела на Боба. Боб медленно поднялся на ноги, аккуратно поместил Наташу на свое место, на низкий диванчик, и стал отступать к окну. Как будто хотел отойти подальше от ожидаемых слов. Как будто бы уже все знал.

— Боб, — сказала босоногая, не отводя глаз, — Боб. Мне очень жаль. Сердце Федора остановилось сорок пять минут назад. Предпринято было все возможное. Реанимация никаких результатов не дала. Он скончался. Время смерти — пять часов пять минут.

Хозяин дошел до окна и уткнулся лбом в стекло. Лоб был горяч, стекло приятно холодило. Пожалуй, он постоит вот так — какое-то время. Куда торопиться? Теперь все подождет.

Грубая рыжая нервно жевала рукав кофты, пытаясь, должно быть, осознать сказанное.

Розовая рубашка налил и выпил водки, пытаясь, должно быть, осознать сказанное. А потом еще — налил и выпил.

Лысый налил и выпил виски, пытаясь, должно быть, осознать сказанное. А потом еще — налил и выпил.

— Не ходите за мной, — негромко проговорил Боб, не оборачиваясь, — не ходите за мной, пожалуйста, не надо ничего этого. Сам на дороге поймаю такси. Поеду к нему. Я хочу быть один. Юля, безусловно, оставайся, пока спит дочка. Потом просто захлопни дверь. Со всем остальным обществом прощаюсь.

Хозяин вышел из гостиной опустив широкие плечи — дань горю.

Остальное общество зашевелилось, заковырялось в сумках, задоставало мобильники, кошельки и другие необходимые вещи.

Лиловая рубашка поправил указательным пальцем очки на переносице.

Лысый растер ладонью лоб, захватывая и часть сияющей головы.

Пестроволосая резко потянулась к телефону, все принялись высказываться в смысле вызвать два, нет, три такси… или все-таки два?

Человек, терпеливо читающий это по-русски, любишь ли ты кириллицу так, как люблю ее я?

Точно не знаю, зачем я это спрашиваю, пришло вот просто в голову. Дай, думаю, спрошу у человека, читающего неплохо по-русски, про кириллицу, уж он-то должен знать в ней толк. Прости, пожалуйста, за панибратство, стоит ли нам церемониться, так хорошо понимающим друг друга?