Том Шарп: Уилт незнамо где

— У них у всех пистолеты, и убийства на каждом шагу. Это очень безжалостное и жестокое общество, — сказала Саманта Еве.

— Уверяю тебя, в Уилме все по-другому. А дядя Уолли — весьма влиятельный человек, никто не осмелится ему досаждать, — ответила Ева.

Саманту это не убедило.

— Папа говорит, что дядя Уолли — бомбовоз и старый педик, который уверен, что Америка правит миром…

— Папа говорит глупости. И не вздумай употреблять такие слова в Уилме…

— Какие «такие»? Бомбовоз? Папа говорит, это очень подходящее слово. Американцы бросают бомбы на Афганистан с высоты тридцать тысяч футов и убивают невинных женщин и детей.

— А по настоящим целям не попадают, — вставила Эммелина.

— Вы прекрасно понимаете, о каких словах речь, — сердито оборвала Ева, не давая четверняшкам окончательно разойтись. Вот нахалки, хотели, чтобы она сама сказала «педик». Дудки!

Джозефина подлила масла в огонь:

— Но ведь педик — это всего-навсего мужчина, который занимается анальным сексом, потому что…

— Тихо! Чтобы я больше от вас таких слов не слышала, особенно в присутствии… кого бы то ни было. Какая гадость!

— Почему? Я не понимаю. Законом это не запрещается, а геи ведь не могут…

Но Ева уже не слушала. На нее свалилась новая напасть.

Эммелина принесла вниз ручную крысу — красивое животное с длинной серебристой шерстью, купленное в зоомагазине, — и стала спрашивать, можно ли взять Фредди в Уилму, чтобы показать тетечке Джоан.

— Нет, нельзя, — отрезала Ева. — Абсолютно исключено. Ты же знаешь, тетя боится крыс и мышей.

— Но Фредди такой хороший! Она его увидит и сразу перестанет бояться.

В этом Ева сильно сомневалась. Эммелина приучила питомца сидеть у себя под свитером, и иногда крыса начинала двигаться. Если это случалось при гостях, те неизменно вопили от ужаса. А миссис Плэнтон при виде третьей грудки, внезапно выросшей и поползшей по телу Эммелины, даже упала в обморок.

— В любом случае, ввоз животных в Америку запрещен, и вывоз тоже — из-за бешенства. В общем, он не поедет, и точка.

Эммелина унесла Фредди к себе и стала думать, кому из подруг его поручить.

Словом, вечер у Евы выдался трудный, и к моменту возвращения с работы крайне довольного собой Уилта она была не в лучшем настроении. Да и подобное выражение лица мужа сразу наводило на подозрения.

— Опять пиво пил, — превентивно обвинила Ева. Пусть знает, что ее не проведешь.

— Во имя торжества справедливости сообщаю: за весь день даже не притронулся. Эксцессы бурной молодости остались далеко в прошлом.

— Хорошо бы там же остались все твои дрянные словечки! Чему ты учишь детей, ругаются как… как… как… ну, в общем, ругаются.

— Как матросня, — подсказал Уилт.

— Матросня? Какая еще матросня? Если это новое ругательство, то я…

— Это идиома. Ругаться как матрос означает…

— Даже слышать не хочу! Мало мне разглагольствований Джозефины про педиков и анальный секс! Нет, он приходит домой и подстрекает…

— Я их вовсе не подстрекаю говорить о педиках. Зачем, когда из своего монастыря они притаскивают выражения и похуже. Впрочем, не хочу с тобой спорить. Лучше пойду полежу в ванне, подумаю о возвышенном, а потом поужинаю и посмотрю телевизор.

Уилт поскорей зашагал наверх, чтобы Ева не успела сказать: «знаю я, о чем таком возвышенном ты думаешь в своей ванне». В любом случае, ванная оказалась занята Эммелиной. Уилт вернулся в гостиную, сел и принялся листать книгу по теории революции, поражаясь: неужто кто-то в здравом уме и твердой памяти может считать революцию благом? Когда Эммелина вышла, принимать ванну было поздно, поэтому Уилт только наскоро умылся и спустился к ужину. За столом Ева билась с дочерьми, уговаривая взять в Америку вещи, купленные в расчете на вкус тети Джоан.

— Я ни за что и ни ради кого не надену такое дурацкое платье. Оно как из старого ковбойского фильма, — заявила Пенелопа.

— Но это чистый хлопок, вы будете смотреться просто замечательно…

— Мы будем смотреться как дуры. Почему нельзя поехать в обычной одежде?

— Потому что надо выглядеть прилично! А драные джинсы и скинхедовские ботинки…

Когда Уилт встал из-за стола, они все еще спорили. Он пошел в комнату для гостей, которой пользовался как кабинетом, достал военно-геодезическую карту Западного графства и принялся выбирать маршрут. Брэмптон-Эбботс, Кингз-Кэпл, Хоурвизи, Литтл-Берч и вверх до Хоум-Лейси мимо Дьючерча. И дальше, через Дайндор-Хиллз к Херефорду. Там старинный собор, где «Марра Mundi» — карта мира, каким его знали в древности. Потом — по реке Уай через Сагвес-Пул, Бридж-Соллерз и Мэнселл-Гэмидж к городкам Моккас и Бредвордайн. И наконец, к Хэй-он-Уай и маленькому городку, полному книжных магазинчиков. Там он побудет два-три дня, в зависимости от погоды, накупит книжек. А потом снова двинется на север к Верхнему Херджесту — а также Нижнему, который на карте находится сверху. Какая старая карта! На тканевой основе. Буквы на сгибах стерлись, некоторые названия трудно разобрать. Дороги и все прочее, что построено уже после войны, не отмечены. Но это даже хорошо. Новое ему не интересно; его влечет старая добрая Англия, а с такими названиями, как здесь, он непременно ее увидит. Когда Уилт собрался спать, диспут внизу закончился. Ева согласилась забыть о клетчатых хлопчатобумажных платьях, а девочки — не брать совсем старых и рваных джинсов. И скинхедовских ботинок тоже.