Стюарт Дэвид - Налда говорила

Но что самое главное: он терпеть не мог жить там, под мостом. Терпеть не мог мутную воду и грязь на берегу и даже мост он терпеть не мог. И вот что он целыми днями делал – думал про те места, куда бы ему хотелось попасть. Океан, к примеру Или большой город, где по ночам горят огни. Или храм, или прекрасный сад с разноцветными цветами и деревьями. И вот он все время про это думал и про то, как быстро он бы пошел, если бы у него было две ноги. И его каждый раз мучило то, что он не может увидеть все эти места, и его мучил этот мост, и мутная вода, и грязь на берегу.

Но однажды ночью, пока он спал, старая женщина, такая же грязная, как вода в реке, и еще беднее того человека, пришла под мост, чтобы укрыться от дождя. И так получилось, что когда человек проснулся утром, она все еще была там. И с тех самых пор человек хотел всегда жить под мостом. Мутная вода и грязь на берегу стали для него прекраснее храма или короны, которую носит король. Или океан, или сад. И он попросил старую женщину остаться. И все.

И я всегда спрашивал Налду, как так получилось, что он больше не хотел видеть храмов и океаны, и мне эта история совсем не нравилась. Я никогда ее не просил, но иногда она все равно ее рассказывала.

«Наступит такой момент, когда ты ее поймешь, – говорила она все время. – И это будет означать, что ты влюбился. Своим верхним сердцем. Ты много раз влюбишься – но чаще всего нижним сердцем, и это очень разрушительно и вредно. А твое верхнее сердце полюбит только один раз, и тогда ты поймешь, почему океаны и храмы не имеют никакого значения».

И я всегда совсем не понимал, про что это она. Но теперь я, кажется, понимаю. И вот почему.

Я думаю, если бы появление брильянта не означало еще, что мне больше не угрожает опасность, я бы вообще забыл про него думать.

Но вот что я знаю наверняка: Налда была права насчет вещей, которые про другую любовь, любовь, которая из нижнего сердца. Насчет того, как эта любовь может разрушать человека, ну и все такое.

Было еще одно место, где я работал, знаете, такой частный сад, где работал только я и еще один человек. Ну, то есть почти только он и работал, но иногда он уходил довольно рано днем, и мне приходилось оставаться одному и самому делать все, что было нужно.

Так вот там вроде не было сарая. А вместо этого все садовые инструменты там, газонокосилки и всякое такое, хранились прямо в доме – в пристройке, это такая комнатка. И каждый из нас имел ключи от этой комнатки – тот человек и я.

Ну и вот, я про то, что случилось в один из дней, когда тот человек снова рано ушел домой. Я был в комнате с инструментами, сидел точил лезвие машинки для стрижки кустов. А дело в том, что на этом складе была еще одна дверь, постоянно закрытая, которая вела внутрь остального дома. Ни у кого из нас не было от нее ключа, и я никогда не видел, чтобы через нее кто-то ходил. Но в тот день, когда я сидел и точил лезвие, я вдруг услышал шум позади. И вдруг, неожиданно, почувствовал, что кто-то положил руки мне на плечи.

Я жутко перепугался, а когда развернулся, то увидел хозяйку дома. Но что было еще страшнее: первое, что она сделала, это взяла у меня из рук лезвие, которое я точил, и я сразу подумал, что она все про меня узнала и сейчас собирается разрезать мне живот.

Но она только вот что сделала с лезвием – аккуратно положила на полку и, похоже, тут же о нем забыла. А потом начала говорить, но таким странным голосом, который я никогда от нее не слышал. Да, еще на ней было только что-то вроде ночнушки, но не такая, в какой обычно ходила Налда, а совсем на нее не похожая. Вся такая очень тонкая и короткая.

«Я рада, что твой друг уже ушел домой», – сказала она. А потом она рассказала мне что-то насчет того, что будто бы она видела, как я за ней подсматривал, когда мне вроде бы надо было работать. Ну, это, в общем, было правда, потому что я и правда иногда подсматривал, как она гуляет по саду, просто потому, что она действительно красивая. Только она не сказала об этом ничего плохого, просто тем же странным голосом рассказала, что заметила меня. А еще она сказала, что тоже на меня смотрела.

«Ты очень робок, – сказала она, – но ничего. – Потом подошла ко мне еще ближе, и ее голос стал совсем странным. – Ну, давай же, – говорила она, – давай».

Потом как-то навалилась на меня всем телом и положила мою руку себе на ногу, прямо на самый верх. А потом стала стягивать с меня пояс и двигать свою голову по мне все ниже и ниже, целуя и делая всякие штуки. Но потом, когда она дошла до моего живота, я чуть подпрыгнул, и довольно острый край старого металлического подноса, который я привязывал, чтобы защитить живот, крепко стукнул ее по лбу, и она ужасно закричала.