Дмитрий Манасыпов - Тренер

Витя, наконец разобравшись, свистнул:

– Марокканец – четыре!

Четыре? Четыре?! Да хоть пять, так и говорило раскрасневшееся лицо вратаря, хоть шесть!

И…

Столешников незаметно и тихо ударил кулаком по ноге. Да, да, пошли остальные в игру, все пошли. До последнего!

А трибуна, как один, стояла на ногах, снимая на мобильники, радостно объясняя что-то друг другу… Хорошо.

Лариса покачала головой, наблюдая за полем. Вроде радоваться должна, а она – темнее тучи. Молча повернулась к Столешникову, а вопросов в глазах – вагон и маленькая тележка. Хотя бы один озвучила, что ли?

В «гляделки» госпожа Вольская проиграла первая:

– Ты ничего рассказать мне не хочешь?

Конкретнее бы спросила, может, и рассказал бы. Столешников пожал плечами.

– Да нет, наверное.

Лариса забрала папки-досье, скрутила в тугую трубку, кусая губы. Плохо, не заслуживает она такого, молодчина же… Но вот что ей сказать? Что он, Юрий Столешников, прикатив в Новоросс на удачу подзаработать, вдруг неожиданно понял что-то важное? И важное это, как пазл, сложилось из многих деталей? Что маленькая девчонка показала ему, что нужно больше доверять своему таланту?

Что команда, все эти парни, на самом-то деле просто потеряли веру в себя?

Что футбол всегда был больше, чем просто игра?

Что за последние два дня Столешников получил от жизни больше, чем за предыдущую пару лет?

Надо сказать, надо… Но не сейчас. Все футболисты суеверные, да и люди тоже. А он только-только нащупал важное, нужное, всем нужное, людям на трибуне, его балбесам на поле, так долго самих себя обманывающих, ему, Юре Столешникову, и тебе, Лара Вольская, тебе, возможно, больше, чем другим.

Он пока помолчит, если она не спросит напрямую. Не надо пока, Лариса Владимировна.

Лариса злилась. Хотя и пыталась держаться.

– Юр… Знаешь… Я почему-то очень не люблю, когда меня за дуру держат. Странно, да? Я прихожу тебя поддержать, а ты тут заднюю включаешь. Что происходит?!

Он посмотрел на нее с сожалением. Всегда неприятно снимать с кого-то розовые очки.

– Ну как тебе сказать… Даже не знаю, с чего начать, – Столешников вспомнил заискивающую рожу Семена, сдержался, чтобы не вспылить. Спокойнее, Юра, говори спокойнее. – Ну, например, с того, что у тебя под носом инкубатор построили. Заводят за копейки слабых пацанов с других клубов, ставят в основной состав и держат год-полтора, не снимая. А потом продают уже, как ценное мясо. Как же, целый год в основном составе человек торчал! Схема отработанная.

Она совершенно точно не знала. Столешников наблюдал, как потрясение стирает краски с ее лица. Вот, Юрий Валерьевич, довелось вам увидеть со стороны: как рушатся в человеке представления о собственной роли в этом мире. Раньше только на собственной шкуре ощущал. Невеселое зрелище, надо сказать. Но лучше уж так… наверное.

Выход ищет, уже ищет выход. Такие, как Лариса, не сдаются, никогда и нигде. А что ты предложишь, госпожа президент, в такой ситуации? Ну на этот вопрос он ответ знает.

– Так убери их…

Убрать? Да убрать – не вопрос… а толку?

– Вон туда посмотри. Что ты видишь? Что они делают?

Лариса замерла, глядя на игроков, настоящих, раскрывшихся на обычной тренировке, нарезающих уже не первый километр по газону и… счастливых.

– Они играют в футбол.

Умница.

– А почему?

Не ответила… плечами пожала. Сказать бы, да вдруг обидится? Они играют не потому, что больше ничего не умеют, госпожа президент. Обезьяну можно научить двор подметать… в идеале.

Они играют по другой причине. Они ее любят, эту игру. Да… как и он.

Только вот ей такую сентиментальность показывать не к чему!

– Потому что хотят. Хотят играть, Лар. Выгнать – проще всего. Интереснее – заставить вот таких вот… во что-то поверить. Чтоб поняли, что они тоже что-то могут. Ты же чуда хотела? Вот и не хрен мешать мне колдовать!

Лариса вздохнула. Тихонько, но он услышал. Села рядом наконец-то, покосилась затравленно, не до конца еще ему веря.

– Великолепно… да что там… блестяще. Просто блестяще!

Сложно ждать другого в такой ситуации. С ее-то командой и местом в таблице.

Ну… придется поверить. Тем более, что…

– А это и не моя идея.

Столешников улыбнулся, кивком показал на кого-то.

«Кем-то» оказался Бергер.

Лариса кашлянула. Выразительно, всем видом показав свое удивление. Вот так-то, госпожа президент.

Столешникову вдруг стало весело. Бергеру костюм, немало провисевший в шкафу, шел как корове седло. Не говоря про галстук. В этом галстуке, возможно, папа Бергера женился на его маме. Хотя рисунок ничего… креативный.