Владимир Орлов - Лягушки

Утром, утомлённый ночными забавами, Ковригин спал, но в дремоте слышал, что Наталья ведёт какие-то телефонные разговоры, смысл их для него картинами сна то и дело искажался, а потому и был недоступен.

Потом он услышал, что Наталья поволокла второй чемодан из Гуандуна на кухню и там принялась потрошить его нутро.

— Так, Саша, — Свиридова появилась в спальне энергичная, в сборе (сказано историком о Екатерине Великой: "Всегда была в сборе"), спросила:

— Что тебе приготовить на завтрак?

— Ничего, — сказал Ковригин. — Сам заварю чай. Есть вафли.

— Нет уж, — заявила Свиридова, — у нас теперь в соответствии с нормами гражданского брака должно быть совместное кормление.

— Какое ещё совместное кормление! — возмутился Ковригин. — С чего это оно быть должно?

— Я шучу, Саш! Я шучу, — поцеловала его Свиридова. — Просто я хочу приготовить тебе что-нибудь вкусненькое. И поднять тебя хочу. Вот-вот может прийти твоя подруга Хмелёва, и в каком виде ты её встретишь?

— Сколько времени? — встревожился Ковригин.

— Одиннадцать, — сказала Свиридова. — Я уже в газетные киоски выходила, а их вблизи вас нет, только вблизи мэрии и нашла. Газеты на кухне. Взгляни на них.

Ковригина, естественно, взволновала мысль о том, каким он будет открывать дверь Хмелёвой (её Марина раскачивала в нетерпении страсти створки ворот калужской крепости, требуя встречи с человеком, прозванным Тушинским вором), не в тренировочных же брюках с белыми лампасами? Удивил Свиридову и вышел на кухню в строгом синем костюме да ещё и с красной бабочкой вместо галстука.

— Ну, ты даёшь, Ковригин, — сказала Свиридова. — Только побриться забыл.

Ковригин спешно, даже судорожно как-то, побрился.

— Хорош, — оценила Свиридова. — А вот в газетах ты не так хорош.

Газеты были легкомысленные, но не вульгарные, работали в них девушки, главным образом лет двадцати-тридцати. Их взгляды на жизнь, политику, искусство, литературу были единственно верными, они, будучи иронистками, объясняли непросвещённому люду, коему вряд ли бы удалось одолеть фейс-контроли разных сортов, суть ценностей элитного вкуса, многое и многих пощипывали, правда, главных мандаринов страны почти не трогали. Внимательно вникнуть в публикации с упоминаниями Натальи и его Ковригин не смог, мысли о приходе Хмелёвой волновали его. И не его одного. Теперь было понятно, что волнуется и Наталья, и вся её утренняя суета с телефонными звонками, походом за газетами, разборкой чемодана, необходимости в чём именно сейчас не было никакой, выглядели (и, видимо, являлись) попыткой потянуть время и найти поводы избежать выхода в город по делам до появления Хмелёвой. Неужели Наталья и впрямь опасалась вспышки сухой соломы?

В газетных публикациях случались повторы, а они, подумал Ковригин, могли вызвать толки об оплаченной акции. Да и самих публикаций могло быть поменьше, хватило бы и одной, ну, двух, а нынешнее информационное нападение наверняка должно было породить ливень светских ехидств. Переборщила Наталья Борисовна (или её поклонники). Перестаралась. Но говорить об этом Наталье Ковригин не стал. Не тот был день.

О самом Ковригине сообщалось скупо и одно и то же (студенческая любовь, троллейбус номер два, дружба длиною в пятнадцать лет и закономерное торжество отношений). Лишь в одном интервью вопрос журналистки Ковригина порадовал. "Как? — воскликнула она. — Александра Ковригина? Того самого знаменитого Ковригина, чей плутовской роман "Записки Лобастова" сейчас чрезвычайно популярен? Значит, в вашей семье — две знаменитости? И это не взрывоопасно?" Кстати, эти строки были подчёркнуты Натальей. Подчёркнут был и абзац в репортаже светской ехиды Дуни Бруньской о демонстрации нижнего белья (якобы имелось и такое) солисток группы "Би-Де" с продажей его (московский "Сотбис") в пользу голодающих Бурунди. Естественно, на этой тусовке не было таких звёзд, как эстетка Свиридова. А интересно было бы взглянуть на её объявленного жениха Ковригина, автора расхватываемого нынче чтива об истории дирижаблей.

— Ну и как? — спросила Свиридова. — Почитал?

— Много. Слишком много, — не выдержал Ковригин.

— Да, — вздохнула Свиридова, — перестарались. А ещё и в глянцевых журналах будут… И не отменишь…

Она, бормоча что-то, удалилась на кухню, к чемодану, и тогда зазвучал дверной звонок.

Перед дверью стояла Елена Михайловна Хмелёва, скромная девушка, впрочем, одетая вовсе не дёшевд и не в винтажные тряпки. Ковригин быстро оглядел коридор и пролёты лестницы, не пришла ли Хмелёва с провожатыми? Вроде бы нет…