Владимир Орлов - Лягушки

— Погоди, — сказала Свиридова. — Завтра развитие нашего с тобой сюжета продолжится…

Накануне вечером Ковригин высказал своё беспокойство и вызвался вслед за Натальей отправиться в город с мраморной восточной баней хоть бы и невидимкой.

— В качестве кого? — спросила Свиридова.

— В качестве телохранителя давней моей приятельницы.

— Ты мне нужен не как телохранитель, — сказала Свиридова, — а как телообладатель. Телохранители найдутся.

— Откуда?

— Мне в министерстве после того, как попросили поехать в Синежтур, был сделан деликатный выговор. Мой чиновник вышел, а в его кабинет зашёл серый человек, но спортивно-изящный и не бритоголовый, по культуре всё же. Комплименты, комплименты, а потом будто бы ласковый, но стальной укор. Смысл: зачем ты, дура безмозглая, полезла туда, куда тебя не просили лезть? В Гуанчжоу — миллионов десять жителей, а в Синежтуре — четыреста тысяч. Побратимство не по рангу. И не по соответствию. Однако китайцы обрадовались вашему экспромту. Потому как их очень интересуют новейшие синежтурские обозы. Они и так туда зачастили. А теперь на правах побратимов вообще много узнают… Кстати, Сашенька, что это за обозы такие?

— На гусеничном ходу, — сказал Ковригин. — Броня крепка.

— Надо же! — удивилась Свиридова. — Кстати, я сказала серому человеку: "Можно всё отменить. Легкомысленная актриса пошутила". Он сказал: "Поздно. В Синежтур отправляется китайский посол. Согласовано с нашим МИДом. А вас просим поехать для смягчения ситуации… Именно как легкомысленную актрису". Вляпалась!

— Всё равно, Наташенька, буду тревожиться за тебя, — сказал Ковригин. — И вообще я не знаю, как проживу без тебя.

— Всего-то три-четыре дня, — сказала Свиридова. — Китайцы — люди деловые.

Сегодня Наталья вспомнила о Лоренце.

— Что-то ты говорил о ней у Пахомова…

— В авторском обществе она оставила номер якобы своего телефона. Но это номер моего мобильного, разбитого и утопленного, однако в нём и сидел грубиян, сообщавший: "Пошёл в баню!".

— И всё?

— Что-то мне подсказывает, что Лоренца Козимовна на всякий случай присвоила себе номер этого телефона.

— Ну и звони ей!

— И что говорить?

— Я с ней поговорю! — сказала Свиридова. Ковригин взял было мобильный, взял с возникшей было робостью, но его отвлёк решительный, привычно-муниципальный звон настольного аппарата.

— Алло! — произнёс Ковригин, сам же подумал, не предупредила ли его действия Лоренца Козимовна, но услышал лишь чьё-то далёкое дыхание, и теперь уже почти прокричал: — Алло! У телефона Ковригин.

— Извините, Александр Андреевич, — произнесла взволнованная женщина. — необходимость заставила меня обнаглеть и позвонить вам. Я…

— Я узнал вас, — сказал Ковригин, — у меня хорошая память на голоса. Какая же у вас необходимость?

— Мне нужно переговорить с вами.

— Хорошо, — сказал Ковригин. — Завтра сможете?

— Смогу.

— Где?

— Там, где мы с вами виделись в последний раз.

— В какое время?

— В то самое, в какое я пропала.

— Понял.

— Нет. Если можно, часа на три раньше.

— Можно, — сказал Ковригин.

— Поздравляю вас, Александр Андреевич, — сказала Хмелёва, будто бы с обожанием слушателя, — и Наталью Борисовну, конечно. Сегодня в трёх газетах читала уважительные интервью с ней и позавидовала и вам, и Наталье Борисовне. Всё. Я и так вам надоела…

Где-то на неведомом расстоянии от Ковригина мимо Хмелёвой прошёл троллейбус, и разговор прекратился.

Свиридова вроде была занята своими бумагами, но то и дело взглядывала на Ковригина в напряжении.

— Кто? — спросила Свиридова, а в глазах её было обещание пыточной дыбы для Ковригина, коли пожелает уклониться от ответа.

— Лоренца? Почему ты не дал мне трубку?

— Не захотел и не дал, — сказал Ковригин. — Но это не Лоренца Козимовна.

— А кто?

— Хмелёва, — сказал Ковригин. — Восхищена твоими интервью в трёх газетах.

— Не ври! — покачала головой Свиридова. — Вы с ней о чём-то договаривались.

— Она явится поговорить со мной. Видимо, возникли какие-то проблемы.

— Куда явится?

— Как я понял, сюда. И опять же, как я понял, завтра часов в двенадцать.

— Ковригин, не шали. Я, пожалуй, скажусь больной и не поеду в Синежтур. Ты ведь можешь вспыхнуть, не ты, а ложные чувства в тебе, как сухая стерня. Не балуй. А то повешусь!

— Посмотрим, — сказал Ковригин.

— На что ты посмотришь? На меня в петле?

— Посмотрим и увидим, — сказал Ковригин.