Самия Шарифф - Река слез

– Конечно. Это нормально, когда мужчина, у которого нет средств на покупку автомобиля, перевозит свои пожитки и родных на мотоцикле или на осле.

Несмотря на арабское происхождение, я была по сути западной женщиной, и то, что здесь считалось нормой, для меня было совершенно неприемлемо. Мы жили в разных мирах, несмотря на одну эпоху, и моя возможность осмыслить все это была не беспредельна. Но я вполне допускала существование отличий.

Мой вид производил впечатление на женщин с черными накидками на головах. Глядя в мою сторону, они что-то выкрикивали и показывали пальцами.

– Ты сладка, как мед! – слышала я.

Картина была и печальной, и трогательной одновременно. Хотелось выйти из машины, забрать всех этих женщин с собой и защитить их. Лица большинства из них были морщинистыми и уставшими. Но эти женщины вполне могли быть моложе меня. Нищета заставила их состариться раньше времени.

Сомнения относительно возраста женщин позже были подтверждены женой портье пансиона, где я снимала комнаты. На мой нескромный вопрос о ее возрасте, она ответила:

– Я уже стара. Мне сорок шесть. Жизнь подходит к концу.

Я попыталась ее утешить, хотя и опасалась, что мои слова не возымеют должного действия.

– Вы слишком молоды, чтобы думать о смерти. У вас еще все впереди. Женщины только-только расцветают в таком возрасте.

Она рассмеялась, а потом сказала, что жизнь, которую она ведет, трудна и унизительна, поэтому она не боится смерти, считая ее избавлением.

Очень скоро я узнала, что в этой стране женщина, достигнув тридцати лет, уже считается пожилой, и мужчины не обращают на нее внимания, а проверяют свои способности соблазнителей на молодых и свежих. Старые жены не выдерживают конкуренции и вынуждены мириться с таким положением вещей. Считается, что женщине повезло, если муж не разводится с ней, Но если жена будет протестовать, муж запросто может указать ей на дверь.

Я смотрела на женщин с покрывалами на головах, а они смотрели на меня; черная ткань скрывала не только их лица, красивые или обычные, но и их души, делая женщин загадочными. Очень хотелось спросить, о чем мечтают они и в чем нуждаются? Как я могу им помочь? Отсутствие средств в моем распоряжении вызывало во мне невыносимое чувство беспомощности. Да и имела ли я право вмешиваться в их жизнь?

Я вспомнила, что, когда я также была лишена всего, мне хотелось, чтобы какая-нибудь женщина подошла ко мне и предложила свою помощь. Чтобы благодаря ее помощи я и мои дети оказались очень далеко от мира безумных людей. Я бы тогда охотно отдала половину своей жизни за такую встречу на дороге скитаний и безысходности.

Но жизнь скупа на такие чудеса; это не телевизионный сериал, как мне часто любила повторять мать.

«Очнись, Самия. Так устроен мир. Ты спаслась, и ладно. Но всех все равно не спасешь».

Таксист продолжал разговаривать сам с собой. Я уже давно перестала следить за тем, что он говорит.

– Вы кажетесь рассеянной, госпожа.

– Я слушаю вас, но одновременно рассматриваю ваши столь оживленные улицы.

– Красивая страна, правда? – спросил он, ища в моем взгляде одобрение.

– Очень. Я смотрю на людей, в особенности на женщин…

– А что на них смотреть? Они не такие, как вы.

– Вот как?

– Не такие красивые, как вы, не склонны к размышлениям.

– Все женщины красивые, господин таксист. Но на их плечи ложится слишком много забот. Они все время что-то делают. В таких условиях трудно стать философом.

– Здесь, дорогая госпожа, все по-другому, не так, как у вас. Наши женщины занимаются только домом, чтобы мужья были ими довольны. Вы думаете, я позволил бы своей жене ходить такой накрашенной, как вы, и с такой прической? Никогда в жизни!

– Вы хотите сказать, что я веду себя неправильно?

– Что вы! Вовсе нет! Просто каждая страна имеет свои традиции. Своих женщин мы прячем, а сами посматриваем на чужих.

Он снова раскатисто рассмеялся. Это уж слишком! Моему терпению пришел конец. Поскорей бы выйти из этого проклятого такси и не видеть больше его водителя!

Когда мы прибыли на место, таксист помог мне занести багаж, пытаясь скрыть свое недовольство этим. Я была уставшей и хотела в тот момент только одного – выспаться. Из дверей пансиона мне навстречу вышли мужчина и женщина почтенного возраста.

– Добро пожаловать, госпожа, – произнесли они по очереди, пожимая мне руку.

– Спасибо за ваше радушие. Вы владельцы пансиона?

– Мы только портье, госпожа. Хозяйка – госпожа Мона. Мы проводим вас к ней.