Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Не ему ли они пытаются подать сигнал? Не он ли предполагаемый адресат этих криков? Неужели они видят его (он сам едва различает их)? Расстояние слишком велико.

Несколько фигур отделяются от толпы и бегут к нему.

Их трое. Первым бежит Юзеф Фельдман. Адам сразу узнает быстрые, раскачивающиеся, стремительные шаги. Фельдман совершенно красный — от волнения и тревоги, словно ему трудно собрать разные части самого себя под одно связывающее их лицо.

Фельдман что-то кричит, и из крика выплывают отдельные слова.

Адам составляет из них:

«Русские… пришли…»

Потом, словно слова Фельдмана послужили скрытым сценическим указанием, на Загайникову выворачивают первые советские машины. Настоящие бронемашины: гусеничные танки КВ, испачканные глиной по самую пушку, красные знамена с серпом и молотом развеваются сзади, над грохочущими, ревущими моторами. На каждом возле орудийной башни сидят по два-три человека. Некоторые поют. Во всяком случае, Адаму кажется, что он слышит песню, которая поднимается и опадает вокруг него.

Фельдман пытается прокричать что-то из глубин пения и танкового грохота, но песня заглушает его слова. Адам не выдерживает и бежит вниз, к Загайниковой, откуда одна за другой выезжают колонны: танки и машины снабжения с радиоаппаратурой.

На полпути к танкам он останавливается и машет.

Фельдман тоже машет — долго, широкими движениями. Его слова звучат как «Иди сюда… сюда…»

Но Адам не обращает на него внимания. Он должен принять этот дивный миг свободы всем телом. Иначе освобождение не состоится.

Теперь он видит: заграждения и колючая проволока на дальнем конце Загайниковой порваны, будка, где стояли немецкие часовые с автоматами на животе, перевернута. По ту сторону границы раскинулся тот же пейзаж, что и здесь. Те же пятна солнечного света, те же грязные лужи тающего снега. Адам больше не может сдержаться. Он бежит к прорванному заграждению, прямо на свободное поле, и начинает плясать, вскинув руки — торжествующе — к безграничным белым небесам.

И тут раздается первый выстрел. Сразу после него — тишина.

Адам не понимает, почему ноги вдруг стали непослушными. В нахлынувшей панике он осознает, что стреляют по нему.

Откуда? И кто?

Он оборачивается, чтобы махнуть рукой, показать, что это ошибка. Они — освободители. И он никогда не был ничьим врагом.

Но над Марысином раздается еще один выстрел, и Адам падает лицом в сладкую, черную, вязкую землю.

Он изо всех сил пытается вытащить лицо из грязи и повернуть его вверх, к свету.

Небо застывает под углом. Неба больше нет.

ГАНС БИБОВ, амтсляйтер, глава гражданской администрации гетто.

ЙОЗЕФ ХЕММЕРЛЕ, начальник финансового управления гетто и отдела закупок.

ВИЛЬГЕЛЬМ РИББЕ, ответственный за надзор над еврейской рабочей силой, за эксплуатацию конфиската, а также за деятельность фабрик гетто.

ЭРИХ ЧАРНУЛЛА, ответственный за металлообработку и поставки вермахту.

ХАЙНРИХ ШВИНД, ответственный за снабжение на Балутер Ринг и станции Радегаст, а также за завоз продуктов питания в гетто.

ОТТО БРАДФИШ, оберштурмбаннфюрер СС, с 21 января 1942 г. — руководитель отделения гестапо в Лицманштадте, отвечал за депортации из гетто в Хелмно в январе 1942 г.; ранее участвовал в айнзацкомандах на Украине. Начиная с 2 июля 1943 г. — обербургомистр Лицманштадта (после Вернера Венцки).

ГЮНТЕР ФУКС, гауптшарфюрер СС и криминалькомиссар, руководитель Отдела II В-4, позднее — IV В-4, отдела по «решению еврейского вопроса».

АЛЬБЕРТ РИХТЕР, штурмшарфюрер СС и криминальсекретарь, отвечал за штаб-квартиру гестапо в гетто (Лимановская, 1), первый заместитель директора отдела по «еврейскому вопросу».

АЛЬФРЕД ШТРОМБЕРГ, криминальоберассистент, сотрудничал с Отделом II В-4 по «еврейскому вопросу» в штабе гестапо в гетто Лицманштадта.

МОРДЕХАЙ ХАИМ РУМКОВСКИЙ, председатель юденрата, староста евреев; 28 августа 1944 г. с последним эшелоном доставлен в Освенцим, убит вместе с остальными членами семьи, вероятно — в день прибытия.

ДОРА ФУКС, личный секретарь Румковского и руководитель аппарата председателя, одна из ближайших доверенных лиц Румковского. В качестве переводчика отвечала за контакты с немецкими властями. Пережила войну и эмигрировала в Израиль.