Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

А вот Вера подкачала, завалила экзамен по биологии. Понятное дело — она весь год честно готовилась в текстильный, на биологию внимания не обращала. А биология в школе хромала, биологичка слыла особой странной, все внимание уделяла воспитанию у подрастающего поколения любви к родной природе. Любовь же вещь нематериальная, к строению цветка и количеству позвонков отношения не имеющая. Родители предлагали поступать в текстильный на вечерний, чтобы хоть как-то закрыть вопрос с дальнейшим образованием, но Вера решительно отказалась: чувствовала, что путь это тупиковый, намертво перечеркивающий ее с таким трудом принятое самостоятельное решение. Устроилась лаборанткой в ветеринарный, на кафедру микробиологии, чтобы позаниматься, а через год снова поступать. Выдавала студентам наглядные пособия, сеяла по пробиркам демонстрационные микробные препараты, варила питательные среды, мыла пробирки и полы. Насквозь пропахла средой Эндо и мясо-пептонным агаром, руки сплошь были в ожогах от кипящих сред и порезах от битых пробирок. В метро читала химию и биологию, почти всю зарплату отдавала репетиторам.

Только в Кириной жизни ничего не менялось, она была и оставалась хранительницей очага, примиряющей силой и домашним ангелом. С годами стало тяжелей бегать по магазинам, стоять в очередях, носить неподъемные сумки, готовить на большую семью. Но в последнее время готовить приходилось намного меньше — все обедали на стороне, дома почти не бывали. А вот уедут Марина с Николаем — и вообще семья на треть меньше станет.

Марина хоть и хорохорилась, но детей оставлять боялась. Виданное ли дело, чтобы из-под маминого крыла, да в омут головой. Это они только с виду такие самостоятельные — что хочу, то и ворочу! — а на деле ведь несмышленые, глупые совсем. Разве что драться перестали. Но командировка позволяла купить кооперативную квартиру, жить вместе становилось тесно. С каждым из детей была проведена индивидуальная прощальная беседа с вправлением мозгов и строгим наказом во всем слушать Киру.

Уже взяты были билеты на самолет, упакованы чемоданы, когда случилась очередная напасть — очередные канадские гости, а точнее гость. Ехал поглядеть на историческую родину сын тетушки Нины Уолтер, по-русски Володя. Сорока с лишним лет Володя работал в Торонто зубным врачом, имел собственный дом и не имел собственной семьи. По-русски он понимал, пусть и недостаточно хорошо, но почти не говорил — в этом принимающая сторона видела большую проблему. Почти все старшее поколение в школе изучало немецкий, да и тот успешно забыли. Вся надежда была на Веру, освоившую английский язык если не в совершенстве, то далеко за пределами фразы «London is a capital of Great Britain».

Снова собиралась за хлебосольно накрытым столом большая семья, снова закрывались поплотней форточки и задергивались занавески. Все по заранее утвержденному и отработанному сценарию, с той разницей, что в этот раз желающих встречать родственника в аэропорту никак не находилось. Все боялись: одно дело — безобидные старушки, выходцы почти что из СССР, а совсем другое — молодой мужик, коренной канадец. Вдруг он агент ЦРУ, вербовать примется прямо у трапа? Что тогда, в КГБ на него стучать или соглашаться? Рисковать имеющимися благами, пусть и небольшими, никто не хотел.

Марина, одной ногой стоящая на Черном континенте, накануне визита лежала с мигренью и мокрым полотенцем на голове, ожидала скорого вызова в КГБ и клейма невыездной. Дяди-Петина семья тоже самоустранилась, невзирая на гипотетические подарки. На амбразуру была брошена Вера: и поговорить может, и что с простой лаборантки возьмешь. Вера, надо сказать, с задачей справилась блестяще: на аэродроме встретила, в гостиницу отвезла, в гости пригласила. Более того, взяла в поликлинике больничный и все пять дней носилась с гостем, как с писаной торбой, состоя при нем бесплатным толмачом и гидом.

А интересно Уолтеру было все: он ходил в Эрмитаж и Кировский театр, ездил в Петродворец и Разлив, гулял по городу, питался в ресторанах, посещал магазины. Бесстрашно спускался в метро, отказавшись от передвижения на такси, толкался в переполненном троллейбусе, стоял вместе с Верой в очереди за кофе в зернах, пытаясь хоть как-то понять загадочную русскую душу. Он задавал столько глупых, по меркам советского человека, вопросов, что Вера иногда даже не отвечала, просто смотрела ему в глаза и улыбалась. Он понимал это правильно — тоже улыбался в ответ и пожимал плечами, но больше не спрашивал. А Вере меньше всего хотелось его обижать, ведь Уолтер оказался в ее жизни первым мужчиной, оказывающим настоящие знаки внимания. Нет, были, разумеется, в ее коротенькой жизни и походы с мальчиками в кино, где под покровом темноты чьи-то руки брали в свои ладони ее кисть, и даже ложились на острые коленки, были букетики мимозы на Женский день, тесные объятия на танцах, приглашения в театр и кафе-мороженое, но с Уолтером все было иначе. Канадский зубной врач чувствовал себя миллионером в этой дикой стране, оттого и знаки внимания его имели оттенок шикарного ухаживания.