Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

В Бремерхафене я поехала сразу в магазин, где Гюнтер не упустил случая с порога загрузить меня работой. Думать о девочке было некогда. Потом я готовила дома ужин, пыталась вникнуть в проблемы сына, рисовала вместе с ним какую-то карту для завтрашнего урока. Мысли мои то и дело возвращались в кабинет Маркуса Шульца, но я гнала их от себя. Для того чтобы прослушать запись на диктофоне, требовались спокойствие и одиночество.

Только когда Оливер улегся спать, я заварила чашку кофе, подобрала под себя ноги в «утиных» носках и приготовилась слушать.

Я слушала собственный рассказ снова и снова, снова и снова переживая вместе с девочкой унизительные минуты фиаско. Мне хотелось выдернуть девочку из собственного видения, прижать к себе, погладить по голове, но сделать это было немыслимо, невозможно. По щекам моим ручьем текли слезы.

— Мама, мамочка! Что случилось? У тебя что-то болит? Что-то с папой?

Оливер проснулся очень некстати.

— Нет, милый, все в порядке, — всхлипывая, попыталась успокоить я, — почему ты встал?

— В туалет. А у тебя свет горит. Нет, ты мне скажи, что случилось? — не собирался отставать сын. — Ты же никогда не плачешь, уж я-то знаю.

Он подошел сзади и крепко обнял меня тонкими тинейджерскими руками. От сына уютно пахло теплым, чистым телом. И печали мои сдались под его натиском, отступили на второй план. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас.

Я неудобно изогнулась и обняла его в ответ. Он моментально прильнул ко мне, маленький и доверчивый, самый родной на свете.

Интересно, а какая мама у той девочки?

— Нет, ты мне скажи, — как заведенный, повторял над ухом Оли, — скажи мне, что случилось? Ты боишься ложиться спать?

— Нет-нет, я сейчас лягу. Все в порядке.

Маленький проныра разглядел диктофон на столе:

— Это диктофон, мама, я знаю. Ты привезла его сегодня от доктора. Ты поэтому плачешь? Из-за доктора?

— Не знаю, сынок, — призналась я. — Все сложно… Но я скоро все пойму и расскажу тебе, обещаю. А сейчас пойдем спать.

Сегодня мне впервые за долгое время хотелось поскорее заснуть. Заснуть, чтобы, возможно, побольше узнать о девочке, которой я была когда-то.

Шли дни, а Маркус Шульц не давал о себе знать. Я ждала. Не объявился он и через неделю. Я ждала.

Может быть, он передумал? Может быть, я совершила ошибку, когда не предложила ему оплату? Но ведь Клаус Амелунг говорил, что это будет бесплатно для меня? Я дважды хотела сама написать профессору на электронную почту, но так и не решилась: он же сказал, что пригласит меня. И не приглашал.

Это было удивительно, но и сны меня не тревожили больше. Так, нечто невнятное, не поддающееся запоминанию. А может быть, так и нужно? Я добилась своего: после сеанса гипноза я избавилась от мучительных снов, что еще нужно? Живи, Таня, и радуйся! Тогда отчего меня так гложет неизвестность? Отчего не дает покоя та незнакомая девочка? Должно быть, это неправильно, ведь, по большому счету, она — не я. Не я. Существуют только здесь и сейчас. Возможно, стоило проконсультироваться с моим прежним психоаналитиком, но, честно говоря, было банально жалко денег. Попробую разобраться сама.

В один из мрачных сентябрьских будней мы с Эрикой шли по набережной в сторону «Колумбуса». Шли и болтали о своем, женском: о мелких неурядицах, выросших счетах, распродажах, когда перед собой я внезапно увидела Клауса Амелунга. В одиночестве он двигался нам навстречу. Я обрадовалась его появлению просто так, безо всякого повода. И по поводу тоже: я могла узнать у него что-нибудь про Маркуса Шульца. Нацепив на лицо самую радушную из своих улыбок, я приготовилась сказать Эрике, что немного задержусь, но доктор Амелунг всего лишь равнодушно мазнул по мне взглядом, вежливо поздоровался в ответ на мое приветствие и прошел мимо. Мне показалось, что он даже сердит на меня. Господи, не иначе все-таки дело в том, что я не заплатила профессору за сеанс! Похоже, я неправильно поняла доктора Амелунга. Должно быть, речь шла не о полностью бесплатных сеансах, а только о значительной скидке. Получалось, Клаус Амелунг нашел для меня редкого специалиста, договорился, а я не захотела платить. Как тут не быть сердитым. Глупая радушная улыбка абсолютно некстати прилипла к моему лицу, я так и стояла, улыбаясь.

— Таня, кто это? — с многозначительным интересом вопрошала Эрика.

Если я отвечу «один судебный бихевиорист, с которым я недавно ужинала», то расспросам не будет конца и края.

— Это папа одноклассницы Оливера, — ответила я, пытаясь спрятать улыбку.