Лоренс Даррел - Горькие лимоны

Не что иное, как забота об осуществлении ее планов (поскольку привести в порядок старый дом это все-таки одно дело, а построить дом с нуля — совсем другое) заставила меня испытать настоящий прилив счастья, когда от-куда ни возьмись объявился вдруг Пирс Хаббард [46] Хаббард Пирс — известный британский архитектор и светский лев. В своем доме в Лапитосе принимал не только Лоренса Даррела и Фрейю Старк, но и высокопоставленных политиков. , облаченный в шитые золотой нитью джинсы местной работы, темную рубашку и сандалии. Я знал его заочно, у нас была масса общих друзей, но прежде мы никогда не встречались. Со свойственным ему восхитительным умением совершенно не считаться с чужими проблемами (то обстоятельство, что человек с внешностью эстрадной звезды наделен к тому же еще и прекрасной головой и тонким вкусом, казалось в высшей степени несправедливым) он накинулся на меня в тот самый момент, когда я отчаянно сражался с банковским отчетом и, ничего не желая принимать во внимание, настоял на том, чтобы я прямо сейчас ехал с ним в Лапитос знакомиться с Остином Харрисоном [47] Харрисон Остин (1891–1976) — известный британский архитектор. Между двумя мировыми войнами плодотворно работал над восстановительными и градостроительными проектами в Греции (Вост. Македония, Нигрита, Галлиполи) и Палестине (Дом правительства и Палестинский археологический музей (фонда Рокфеллера) в Иерусалиме; почтовые здания в Яффе и Иерусалиме). . Он прекрасно знал Беллапаис и был близко знаком с Коллисом, с которым его объединяла общая страсть к розам, и я прекрасно помню, как в тот первый день нашего знакомства он взгромоздил на заднее сиденье машины целый лес рассаженных по горшкам колышущихся растений, посредине которого восседал я, чувствуя себя полным идиотом. Пока нас швыряло и мотало на каждом ухабе по дороге в Лапитос, он рассказал мне о своем тамошнем турецком доме, а также историю о том, как их с Харрисоном, за грехи их, угораздило поселиться в Лапитосе и купить себе по старому дому. Будучи архитекторами, оба находились в постоянных разъездах из конца в конец света, и Кипр в этой ситуации оказался удобной промежуточной базой, где всегда можно ненадолго остановиться, и по этой причине имело смысл устроить себе тут проектную студию; а еще это идеальное место для летнего отдыха, добавил он, хитровато покосившись в мою сторону, особенно если отправить куда-нибудь подальше все свое семейство, что он несколько раз и делал.

— А теперь, когда еще и вы сюда перебрались, — подвел он окончательный итог под сказанным, тем самым предлагая мне поделить по-братски здешнее вино и здешние пейзажи, — все вообще будет просто замечательно. Я, правда, не слишком часто здесь бываю, а вот Остин проводит в Лапитосе большую часть года. Я уверен, что вам он сразу понравится, и очень надеюсь, что и вы ему тоже. Он, конечно, настоящий отшельник — но разве можно его за это винить? Разве станет человек забираться в такую глушь, если он любит шумное общество и жить не может без клубных знакомств? Увидите его дом и придете в отчаяние — хотя, может быть, вам и удастся позаимствовать парочку идей. Кстати, я бы на вашем месте углубил фундамент: в дальней части балкона это нужно сделать еще футов на десять вглубь, просто на всякий случай. Вы же не хотите, чтобы в один прекрасный день во время проливного дождя все это сооружение превратилось в кучу жидкой грязи, сделать с которой хоть что-то будет потом уже невозможно — или, скажем, чтобы крыша взяла и сползла на бок в ту самую минуту, как вы с приятелями заберетесь на нее, чтобы посидеть и выпить узо?

— Ну, а дом-то, сам дом вам показался достаточно надежным? — нервически спросил я, хотя и поклялся, что ни под каким предлогом не стану выклянчивать у него бесплатную консультацию.

Пирс рассмеялся.

— Смотря что вы имеете в виду. Любого английского проектировщика, конечно, удар бы хватил прямо на месте. Но надежен этот дом ничуть не меньше, чем у меня самого или у Остина — хотя, конечно, не совсем так: мы здорово их перестроили, когда купили. А как долго вы собираетесь в нем прожить?

И я был доволен этим — пускай неявным — одобрением с его стороны и польщен тем, что он поддержал мой генеральный план.

Но все эти чувства утонули в девятом вале отчаяния и самой черной зависти, когда мы ступили на порог дома Остина Харрисона и застали его владельца, неисправимого романтика, степенно восседающим на берегу собственного пруда с водяными лилиями: казалось, он опробовал метод психоанализа на золотой рыбке. Благородное лицо с тонким чеканным профилем византийского императора; спокойная атлетическая уверенность в каждом движении высокой ладной фигуры. Но стоило заметить живой блеск его глаз и услышать его речь, быструю и резковатую, как общее впечатление начинало меняться. Ты сразу чувствовал себя как дома; и, потягивая спиртное и слушая, что он говорит, я внезапно ощутил, что передо мной герой "Южного ветра" [48] "Южный ветер" — роман Нормана Дугласа (1868–1952), дипломата, бонвивана, литератора и властителя дум, опубликованный в 1917 году. Действие разворачивается на выдуманном средиземноморском острове в сезон сирокко, горячего южного ветра, который действует на обитателей как легкий опьяняющий наркотик. Раблезианские по духу и тону беседы вращаются вокруг религиозных, моральных и сексуальных проблем, которые в то время не принято было публично обсуждать. Дугласу на протяжении всего романа удается мастерски балансировать на грани дозволенного, поддерживая в читателе неизменное ощущение азарта, но не переступая черту. Неудивительно, что "Южный ветер" стал самой популярной его книгой. или один из ранних персонажей Хаксли. Он был представителем того забытого мира, в котором стиль являл собой не только и не столько литературный императив, а был наиболее простым и естественным способом войти во вселенную книг, роз, скульптур и пейзажей. И дом был прекрасной иллюстрацией к личности владельца. Харрисон просто купил себе на Кипре старый винный склад или, может быть, конюшню и преобразил в нечто совершенно новое и неожиданное, с такой любовью и с такой и свободой, что получилась гармонично звучащая композиция: длинная сводчатая комната, сплошь заставленная книжными шкафами, из ниш между которыми тихо мерцали иконы; тенистая терраса со стрельчатыми арками, летний домик, поросший лилиями пруд. Все это было отражением главного философского принципа — иллюстрацией того, как должно прожить эту жизнь. Существование на острове для него, также как и для меня, становилось сносным только в том случае, если его разнообразили визиты друзей из внешнего мира, и я с огромной радостью обнаружил, что даже и друзья у нас есть общие, и что едва ли не каждый год они специально приезжают на несколько дней на Кипр только для того, чтобы заехать в Лапитос. Из числа таковых Фрейя Старк [49] Старк Фрейя (1893–1993) — английская путешественница и писательница, работавшая по преимуществу в жанре путевой прозы. Как и для многих других персонажей, упомянутых Даррелом в этой главе "Горьких лимонов", на определенном этапе Кипр служил для нее своего рода базой, начальной и конечной точкой в поездках по свету. Именно Фрейя Старк познакомила Даррела с некоторыми персонажами кипрской истории — вроде упомянутой в первой главе последней королевы Кипра Катерины Корнаро, чей двор в изгнании располагался в Асоло близ Венеции, где сама Фрейя Старк провела в родительском доме практически все свое раннее детство. и сэр Харри Люк [50] Люк Харри Чарлз (исходная форма отцовской фамилии — Лукаш) (1884–1969) — один из классических "столпов Империи", британский колониальный и военный администратор, успевший с 1908 по 1946 год послужить короне в Сьерра-Леоне и на Барбадосе, на Кипре и в Палестине, на Мальте и в западной части Тихого океана. С Кипром связан романтический период раннего этапа его карьеры: он был прикомандирован в 1911 году к верховному комиссару Кипра в качестве личного секретаря, а в 1912 году был назначен секретарем при правительстве Кипра. Именно отсюда ушел на Первую мировую, которую провел в Леванте (Сирия, Дарданеллы). После войны, в апреле 1920 года, был назначен британским верховным комиссаром Грузии, Армении и Азербайджана (сентябре того же года этот пост был упразнен). Двадцатые годы провел в Палестине — одной из самых горячих точек в тогдашней Империи. Писал путевую прозу. Один из возможных прототипов в длинной галерее персонажей из дарреловского "Маунтолива" и юмористических рассказов о дипломатической жизни. навсегда останутся в моей памяти накрепко связанными с этим местом, потому что у каждого из них нашлось нечто особенное, чем одарить меня и порадовать.