Маргарита Зверева - Солнце внутри

Премьера прошла хорошо. Я заранее настраивался на два часа нудного выжидания и был приятно удивлен, когда постановка меня все же захватила. Я впервые смотрел детский спектакль и в какой-то мере понял, почему Зое больше нравилось работать с детьми. Их игра была совершенно естественна, потому что само состояние игры было естественным для детей. На сцене они как будто забывали, что декорации – это всего лишь декорации и что перед ними сидят зрители, и просто самозабвенно погружались в иной мир. В их игре не было места самолюбованию или страху ошибиться. Они просто жили своей детской жизнью, принимая сказочную ситуацию так же легко, как реальность. И тем самым затягивали в историю и взрослых.

В конце зал аплодировал стоя, что меня обычно раздражало, но тут я и сам с удовольствием поднялся. После того как дети вдоволь накланялись, двое из них забежали за кулисы и вывели за обе руки Зою, которая не особо сопротивлялась, но все же несколько смущалась. Мне показалось, что она плакала, вероятно, от гордости или умиления или чего-то подобного, но даже это не заставило меня по своему обыкновению закатить глаза. Я даже посчитал такую эмоциональность трогательной. Волосы она убрала наверх, а вместо свитера на ней было желтое платье в пол с цветами и птицами на струящейся ткани. Я так засмотрелся, что чуть не забыл про букет, и потом к сцене пришлось почти что бежать, так как актеры с режиссером уже собрались уходить.

– Зоя! – крикнул я, ухватившись за край сцены, как утопающий за борт лодки, и протянул ей цветы.

Она обернулась с блаженной улыбкой и внезапно так вздрогнула, что это, наверное, должен был заметить весь зал. Но Зоя быстро совладала с собой, ступила к краю и присела. Губы ее были накрашены ярко-красной помадой, а длинные серьги упали к подбородку, обрамляя лицо золотом. Позади нас все хлопали и свистели, высоко над ее головой светили прожекторы, и мне показалось… Нет, я был уверен, что еще никогда в жизни не видел ничего более красивого.

– Ты пришел? – проговорила она так тихо, что я угадал слова только по движению губ.

– А как же? – крикнул я в ответ. – Как я мог пропустить «Момо»?

Во мне взрывалось столько фейерверков, что она должна была услышать их грохот, когда я открывал рот, подумал я. Зоя и вправду так улыбнулась, словно узнала какую-то тайну. Прижав цветы, она наклонилась к самому моему уху и сказала:

– Жди меня у входа!

Затем резко встала, поклонилась еще раз залу и убежала со сцены. На ватных ногах и с дурацкой улыбкой я прошел в фойе, а вернее – просто дал течению людей вынести меня, и сел на бархатное сиденье, радуясь тому, что не надо толкаться в очереди к гардеробу. Сердце мое так рвалось из груди, что я никак не мог больше удержать поводья и отпустил его на волю. Я словно полностью выпал из своей реальной жизни и оправдывал все же присутствующее волнение тем, что находился в сказке, из которой рано или поздно можно было вернуться, не оставив никаких следов.

Зоя вышла довольно быстро. Я даже немного расстроился, потому что ждать ее оказалось неимоверно приятно. Желтое платье разлеталось волнами от каждого ее энергичного шага и ударялось о тяжелые края коричневого пальто, как о скалы. Я с трепетом встал. Она остановилась в метре от меня и посмотрела серьезно. Тревога всколыхнулась у меня в животе. Но тут она все-таки улыбнулась.

– Ты пришел, – повторила она.

Я кивнул и внутренне засуетился. Вся моя привычная самоуверенность и даже наглость в общении с девушками напрочь пропала, и я сам себя не узнавал. Внезапно я понял, что у меня не было никакого плана. Я просто объявился в театре, не продумав дальнейшие действия, что было, конечно, большой оплошностью. Но Зоя как будто и не ожидала приглашения в ресторан или на вечеринку. Кивнув в сторону выхода, через который уходили последние зрители, она затянула пальто потуже и сказала непринужденно:

– Ну что, пойдем погуляем?

И мы пошли гулять. Я не буду описывать тот вечер и ту ночь, в которые мы обошли пол-Москвы, то и дело заходя в кафе, пахнущие шоколадом, и тусклые бары с джазовой музыкой. Потому что со стороны разговоры, взгляды и прикосновения двух влюбляющихся друг в друга людей в лучшем случае кажутся всего лишь милой банальностью, в то время как для них самих мир переворачивается вверх дном. А именно так и было. Наши миры перевернулись вверх дном и слились в один. И даже моя циничность и моя мнительность не могли помешать этой силе. Мне казалось, что я дышу глубже, вижу резче, слышу тоньше. И… О, боже, как она была прекрасна… Даже сейчас я не могу спокойно вспоминать ее, такую светлую и легкую, буквально летящую по Тверской. Мне не кажется, что я был ослеплен тогда бушующими гормонами и видел что-либо через так называемые розовые очки. Нет. Тогда я видел правду. И если потом она затмилась, то это было из-за пелены, что время стелет на наши чувства, которые иначе, вероятно, сгорели бы от длительного созерцания невозможной красоты.