Андраш Беркеши - Стать человеком

Шарди отодвинул от себя пустую тарелку и закурил. Он задумчиво попыхивал сигаретой и время от времени делал рукой движение, будто отгонял от лица муху.

— Папенькин сынок, — сказал он, немного помолчав, — вот и не нравится ему воинская дисциплина. А тут еще кроме всего прочего приходится жить вместе с детьми из простых семей. Многие уже жаловались на него. Высокомерен с товарищами, иногда даже не желает с ними разговаривать. Черт возьми! Ненавижу демагогов, но думаю, Дилас в чем-то прав.

Ковач поднял голову и спросил:

— В чем же?

— В том, что и при социализме порой может формироваться своя аристократия. И некоторые из этих новых аристократов пользуются бо́льшими правами, чем мы. А здесь, в армии, перед нами ставится задача обломать этих изнеженных отпрысков и воспитать из них настоящих солдат. Понятно тебе?

— Варьяш — не аристократ.

— Нет?

— В том-то и дело, что нет.

— Геза Варьяш, его отец, видный общественный деятель. Он не только писатель, но и депутат парламента. Я уж не говорю о том, что у него персональная пенсия. А за свои сочинения он получает, наверное, раз в десять больше, чем какой-нибудь министр или секретарь обкома, и все недоволен. Оппозиционер он, черт бы его побрал!

— Геза Варьяш — порядочный человек и настоящий коммунист, — возразил Ковач. — Зачем же ему быть оппозиционером? Вся беда в том, что и мы, коммунисты, слишком часто ругаем наших писателей. А что в этом хорошего?

— Настоящий коммунист и порядочный человек, говоришь? — задумчиво произнес Шарди. — Тогда, старина, я расскажу тебе кое-что про этого порядочного человека, черт бы его побрал! Я лично его презираю, и будь моя воля... — Не закончив фразы, он махнул рукой и встал: — Хорошо тебе, Петер! Ты еще молод. Во время контрреволюционного мятежа пятьдесят шестого года ты ведь еще школьником был, историю пятидесятых годов знаешь только по книгам.

Ковач задумался и ничего не ответил замполиту. Придя в расположение своей роты, он вызвал старшину Мартша и поинтересовался, в порядке ли выходная форма уходящих в увольнение, не возникло ли каких проблем.

— Нет, абсолютно никаких проблем, — четко доложил небольшого роста, слегка располневший старшина и, хитро улыбнувшись, добавил: — Все в порядке!

Они вошли в казарму. Увольняющиеся были уже построены и с нетерпением ожидали счастливой минуты, когда им разрешат покинуть расположение части.

— Внимание, товарищи, — обратился к ним лейтенант и почему-то смутился, словно забыл, что именно хотел сказать солдатам.

Внимательно осмотрев каждого, он остановился у печки, как раз перед Варьяшем. Парень как-то грустно взглянул на него, повернув к нему лицо с запавшими щеками. Лейтенант решил сегодня же поговорить с солдатом и хоть что-нибудь из него вытянуть. Посмотрев поверх его головы на окно, Ковач вспомнил, как еще за обедом продумал, что именно скажет солдатам, и тихо заговорил:

— Я хотел бы обратить ваше внимание, товарищи, на сильный снегопад. По прогнозам метеослужбы во многих местах ожидаются снежные заносы. Следовательно, отправляясь из дома в часть, нужно так рассчитать время, чтобы при любых обстоятельствах прибыть к месту службы безо всяких опозданий! И еще, ни на минуту не забывайте, что вы военнослужащие.

Пожелав солдатам приятно провести праздник и хорошо отдохнуть, ротный возвратился в канцелярию. Вдруг он почувствовал, что ему жарко. Все тело горело, как тогда, когда он в течение двух недель провалялся с воспалением легких. Закрыв глаза, лейтенант прижал ладонь к чуть-чуть влажному лбу. «Может быть, я простыл? Хороший же меня ожидает праздник, если поднимется температура». Он расстегнул китель, рубашку и подошел к окну, но форточки не открыл, боясь, что его охватит холодным, морозным ветром. Собственно говоря, он мог бы уже спокойно идти домой, но все как-то не решался, сам не зная почему.

Мысли офицера снова и снова возвращались к капитану Шарди. Вот уже год, как Ковач знал его и не переставая удивляться странностям этого человека. Чувствовалось, что капитан много читал, но привести прочитанное в какую-то стройную систему так и не сумел. Порой его высказывания никак не вязались со званием политработника. Например, фраза относительно Диласа. Кто-кто, а Шарди должен был бы знать, что именно за эту ревизионистскую теорию его и исключили из Союза коммунистов Югославии, а затем от дали под суд. Вряд ли есть смысл спорить о том, что и среди детей так называемых номенклатурных работников порой встречаются и хулиганы, и скандалисты, и оболтусы, но нельзя же считать эти позорные явления типичными. Да и само по себе утверждение Шарди, что Эндре Варьяш ведет себя как избалованный отпрыск, неверно, его поведение никак нельзя назвать вызывающим. Сейчас лейтенант пожалел, что не продолжил спора на эту тему с капитаном Шарди.