Тим О'Брайен - Что они несли с собой

Восемь месяцев спустя он повесился.

В августе 1978 года его мать прислала мне письмо с рассказом о том, как это случилось. Он играл в баскетбол на стадионе, через два часа он пошел попить воды; он повесился на скакалке, друзья нашли его висящим на водопроводной трубе. Прощальной записки не было, вообще никакой записки. «Норман был молчуном, — отмечала его мать. — И полагаю, ему не хотелось никому досаждать».

Теперь, спустя десять лет после его смерти, я надеюсь, что «Кстати, о мужестве» возместит молчание Нормана Боукера. Благо на сей раз рассказ у меня, вроде бы, получился. Хотя общий костяк остался прежним, текст существенно переработан: многое я выбросил, а местами добавил новый материал. Норман вернулся в рассказ; полагаю, он был бы не против упоминания его настоящего имени. Центральное происшествие — наша долгая ночь на отхожем поле у Сонг Тра Бонг — заняло свое место в рассказе. Писался он тяжело. Кайова же был моим близким другом, и на протяжении многих лет я избегал думать о его смерти и моей в ней роли. Даже сейчас это нелегко. Однако в интересах истины должен подчеркнуть, что Норман Боукер ни в коей мере не несет ответственности за то, что случилось с Кайовой. У Нормана не сдали нервы той ночью. Он не оцепенел и не утратил шанс получить «Серебряную звезду» за мужество. Эта часть истории — моя собственная.

На рассвете взвод из восемнадцати солдат выстроился цепью и принялся обыскивать поле из дерьма. Они медленно брели под дождем. Подаваясь вперед, опустив головы, они прикладами винтовок ощупывали перед собой почву, хлюпали через поле к реке, потом поворачивались и топали назад. Они устали, они были несчастны, им хотелось только со всем покончить. Кайова пропал. Он был где-то под грязью и водой, его засосало в войну, и единственной их мыслью было найти его, выкопать и уйти куда-нибудь, где тепло и сухо.

Ночь выдалась тяжелая. Возможно, самая худшая. Дождь лил без остановки, Сонг Тра Бонг вышла из берегов, и илистая жижа на поле вдоль реки поднималась теперь до бедер. А еще спустился плотный серый туман. Где-то к западу грохотал гром, даже не раскаты, а стоны, и муссонные ливни казались извечной принадлежностью войны.

Восемнадцать солдат двигались молча. Первым шел старший лейтенант Джимми Кросс, время от времени покрикивая на своих людей, чтобы не разбредались. Его одежда потемнела от жижи, лицо и руки были в грязи. Рано утром он доложил по рации о потерях в живой силе, назвал фамилию и обстоятельства, но ныне твердо решил найти труп своего бойца, чего бы это ни стоило, пусть даже потребуется привезти вертолетами бетонные плиты, перегородить реку и осушить всё поле. Он не собирался вот так терять одного из своих. Это было неправильно. Кайова был прекрасным солдатом и славным парнем, набожным баптистом, и лейтенант Джимми Кросс уж никак не намеревался позволить такому хорошему человеку быть похороненным на поле из дерьма.

Ненадолго остановившись, он задрал голову и посмотрел, как бегут облака. Если не считать случайных раскатов и стонов грома, утро выдалось тихое, слышались только стук капель да мерное хлюпанье восемнадцати человек, бредущих в илистой каше. Лейтенанту Кроссу хотелось, чтобы дождь перестал. Даже если дождь хотя бы на час перестанет, всё будет полегче.

— Впрочем, — едва слышно пробормотал он, — дождь — это война, и с ним надо сражаться.

Он оглядел поле и гаркнул одному из солдат «сомкнуть цепь». И не мужчине даже, мальчишке. Юный солдатик стоял совсем один в центре поля по колено в воде и, опустив в нее руки, нашаривал что-то в мерзкой жиже. Плечи у мальчишки содрогались. Джимми Кросс заорал снова, но юный солдатик не повернулся и на него не посмотрел. Лицо мальчишки под капюшоном заляпанной грязью плащ-палатки различить было нельзя. Грязь как будто стирала характерные черты, превращала людей в идентичные копии одного-единственного солдата, а ведь именно так натаскивали Джимми Кросса к ним относиться — как к подчиненным ему, взаимозаменяемым единицам. Это было непросто, но он старался избегать такого рода мыслей. У него не было армейских амбиций. Он предпочитал видеть в своих людях не единицы, а людей. А Кайова был отличным человеком, самым лучшим, умным и мягким, и вежливым. И очень храбрым. И порядочным. Его отец преподавал в воскресной школе в Оклахоме, где Кайову учили верить в спасение, какое несет Иисус Христос. И его вера всегда просвечивала в его улыбке, в его отношении к миру, в том, как он никуда не ходил без иллюстрированного Нового Завета, который отец еще в январе прислал ему по почте в подарок на день рождения.