Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

Когда он, опять постучавшись, ступил в спальню в запахнутом халате, постель белела свежей простынёй. Алик сидела на её краю в том же платье, но домашние туфли заменили лаковые туфли на каблуке. Она встала навстречу Лонгину Антоновичу, сняла через голову платье, оставшись в узких тёмно-синих трусиках, повела головой – роскошные цвета южного солнца волосы ниспадали на голые покатые плечи. Плавно покачивая бёдрами, она медленно стянула с себя трусики и освободилась от них, приподняв одну, а затем другую ногу.

Мужчина сбросил халат, швырнул его в сторону на кресло, и она увидела, как набрякший фаллос увеличился, встав торчмя. Алик, смотря в глаза Лонгину Антоновичу, произнесла:

– Ты мерзавец, но он не виноват, – перевела взгляд на почти полностью обнажившуюся головку всегдашнего труженика.

Шагнув ближе, она прикоснулась к нему подушечками пальцев, чуть-чуть пожала, двинула кожный покров, собирая его в гармошку и совсем оголив луковицу. Мужчина старался не двинуться, боясь вспугнуть её инициативу. Алик отступила к кровати, легла поперёк неё навзничь, подняла обутые в туфли выпрямленные ноги и широко развела их.

– Я хочу сразу, – промолвила с властно-чувственной ноткой.

Он подступил, взял пальцами фаллос, стал водить по гребешку и меж лепестков головкой, погружая её в бутон до половины, потом впёр черен по лобок и начал вваливать, положив пятерни Алику на груди, пощупывая их. Она поощрительно постанывала, выдавала бесподобно возбуждающим голоском:

– Хотчее! хотчее, мой хороший! – и держась руками за раскинутые ноги, в такт толчкам нажимала на них, доводя растяжку до предела.

Когда у них свершилось, он хотел пойти в ванную, но Алик сказала капризно:

– Куда же ты? Полежи со мной.

Он вытянулся на кровати блаженствуя, и Алик, чего раньше не делала, легла грудью ему на живот, чмокнула сосок, прижалась лицом к его груди. Он показал себя сейчас столь жадным и сильным, что она сделала вывод: в Сочи он не подержался за бабу.

Лонгин Антонович в безраздельном кайфе смаковал мысленно: как у неё блеснули глаза, когда она сказала: «Я хочу сразу» и какой потом в них горел огонь требования!.. Он чувствовал – надо поставить точку после их ссоры, – и, придав голосу горечь, проговорил:

– Ты оскорбилась, что тебя, как ты сказала, делили. Но я не мыслю без тебя жизни и хотел хоть таким образом – хоть насколько-то – сохранить тебя! Для меня это не менее оскорбительно.

Она подумала о его безграничном самолюбии, о гордости и не могла не признать его правоту. Он поглаживал её голую спину, упиваясь счастьем.

– Ло-о… – ласкающе прошептала Алик уменьшительное от его имени.

Вскоре он вновь ретиво наяривал и заслужил похвалу, от которой невыразимо млел, отвалившись навзничь:

– Ты меня заебал до пьяной дрёмы!

В несколько дней Лонгин Антонович отощал, хотя аппетит у него стал волчьим: Юрыч получал заказы на говяжью вырезку, на свиные отбивные. После работы профессор всецело отдавался баловству с Аликом. В выходные они начинали с утра: разумеется, позднего, ибо беспробудно засыпали лишь перед рассветом.

Солнце жаркого субботнего дня пронизывало оконные шторы. Отдохнувшая пара позавтракала в просторной столовой, сидя за антикварным столом под живописной люстрой. Алик в лиловой тунике, в жемчужном ожерелье с нефритом, при серьгах с сапфирами, допила кофе и посмотрела на стоящий на подоконнике кувшин с букетиком цветов.

– Пора сменить воду, – она встала, сняла тунику и нагишом, в босоножках на высоком каблуке, направилась к окну походкой, которую освоила по страстному желанию профессора: то одна ягодица – вверх и чуть в сторону, то вторая.

Взяв кувшин и будоража Лонгина Антоновича всё той же «перекосистой» походочкой, Алик покинула столовую, в кухне сменила воду в кувшине и, возвратясь, поставила его на стол. Капельки влаги усыпали пурпурно-красные цветки львиного зева. Профессор потянул носом воздух, стараясь уловить аромат.

– Богиня Хлорида сотворила цветок в честь победы Геракла над Немейским львом, – произнёс он нараспев.

– Я знаю древнегреческие мифы… – промолвила Алик, вперяя в глаза ему многозначительный, понимающий взгляд соучастницы.

Вынув один цветок из букета, направилась в комнату, в которой впервые оказалась прошлым летом, неловко наступив в лесу на сучок. На этой тахте она сидела, вытянув загорелую ногу, и платиновый блондин накладывал на неё компресс. Сейчас, за голой спинкой чувствуя Лонгина Антоновича, она слегка её прогнула и через правое плечико взглянула на него, облачённого в халат. Он подался ближе, прикоснулся ладонями к её ягодицам. Она отошла к магнитофону на тумбочке, включила: комнату наполнила мелодия из американского кинофильма «Генералы песчаных карьеров».