Графу снился черный сон - совершенно лишенный зрительных образов, он ощущал свое "я" летящим в полной темноте к некоему центру или оси. Сила, которая влекла его, была неистово мощна и непреодолима, попытки бороться с ней - бессмысленны. Из темноты он слышал два отчетливых голоса: один - величественный, доносящийся откуда-то из пространства, похожий на голос попа, этот голос, напирая на "о", как будто поздравлял: "Со сном Вас, батюшка..."; другой, - высокий и навязчивый, повторял над ухом: «...два, два, два, два, два...». Граф чувствовал, что сила, влекущая его, старается насадить его на ось или пригвоздить к центру именно спиной. Все попытки повернуться были безуспешны. Граф, собрав все силы и волю, заорал: "Что в глаза посмотреть боишься!"
Граф открыл глаза и увидел маленькую комнатку, стол, две табуретки, стоящую рядом полную девицу с мокрой тряпкой в руке, испуганно глядящую на него. По комнате разносился запах уксуса.
- Горяций ты какой, я цебя уксусом обтерла, да кровь, грязь.., - осторожно сказала наивная железнодорожница, и хотя Граф не пытался ничего говорить, добавила. - Молци, молци, сил набирайся, а я сейцас поесц сделаю. Я уж до дома сбегала - мама молоцка принесет. В прошлую зиму одного тоже с поезда сбросили - не выходили, сейчас бывает, места глухие, для этого удобные, тогда не моя смена была, мама работала, он обмороженный сильно был, в дверь сунулся - морда черная, мама испугалась, прибежала в деревню, вернулись - он на пороге лежит, а вецер ему прямо по голове дверью хлопает, дверь в замерзшей крови, а он уж не дышит.., а ты у нас крепкий, - закончила она и покраснела как ребенок.
Пришла старуха лет сорока пяти с натруженными, большими, как у здорового мужика, руками, почти беззубая, но какая-то очень теплая, с кринкой в руках. Пришла, налила полстакана молока и стала около дивана, умоляюще глядя небесно-голубыми глазами. Граф выпил молока с трудом, и забылся, сна не было, было полузабытье, Граф слышал проходящие поезда, скрип двери, разговоры двух женщин, еще какие-то шумы, и все это сплеталось в большой красный шерстяной колючий клубок, который все время теснил Графа на диване, попадая то под бок, то под голову, то впиваясь в колени, то не давая дышать.
Граф пришел в себя глубоко за полночь, точнее под утро, в три часа, когда северный летний день уже пропитал собой легкую, почти условную ночь. В домике никого не было. Преодолев слабость, Граф поднялся, взял кринку со стола, и отпил молока прилично, сел. "Слабость, конечно, а так, все даже лучше чем хорошо, вот только одежды последней лишился", - подумал Граф, обнаружив полное отсутствие своего грязного рваного казенного одеяла.
Граф чувствовал, что девушка-железнодорожница, которую про себя он называл то Дуся, то Маша, где-то рядом, и он, как послушный ребенок ждет с тихим напряжением долго не возвращающуюся мать, ждал ее. На подоконнике тикал старый здоровенный будильник с бамбошками-колокольчиками - время шло.
Пришла «Дуся-Маша», очень обрадовалась, что Граф пришел в себя, сообщила, что ходила домой, что ее зовут Аглая, что ее так назвал папа - очень хороший был человек, книжки все в библиотеке брал, иногда и ей читал, а она сказки только любит, пил он много, умер, уж лет шесть будет как, деревня у них большая, до города не так чтоб далеко, папа раньше здесь работал, она теперь за него. Аглая рассказывала, и одновременно выставляла из большой брезентовой сумки на стол огурцы, помидоры, зелень, молоко, творог, вареное мясо, картошку в мундире, банку меда и прозрачный, как ледяная родниковая вода самогон, соль, завернутую в газету, две граненые рюмки, и ложки. Когда содержимое сумки полностью перекочевало на стол, она посмотрела на Графа матово-голубыми глазами, и... удовлетворенно сказала: "Вот".
Она села напротив Графа, очистила несколько картошин, оторвала и положила перед Графом порядочный шматок мяса, налила самогона, положила в рюмки по чайной ложке меда, разболтала, и снова посмотрела на Графа, как бы говоря: "Вот".
Граф взял рюмку, стукнул ее дном о край рюмки Аглаи, произнес тост: "За право на труд, Маша", - и выпил до дна. Аглая восторженно посмотрела на голого доходягу, сидящего напротив, и, не поморщившись, выпила свою рюмку. Самогон расплавленным металлом прошел по пищеводу и влился в желудок Графа, дыхание на момент перехватило, волна огня прокатилась от желудка до макушки и кончиков пальцев ног и, отразившись, вернулась к сердцу чувством свободы. Граф посмотрел на Аглаю - она улыбалась...
Читать дальше