Сергей Самсонов - Кислородный предел

Они могли быть действующими полицейскими, спецназовцами «Дельты», ветеранами Вьетнама, агентами ФБР, солдатами французского Иностранного легиона, но неизменно и последовательно сражались только за себя — за те права свободного человека и гражданина, которые со дня основания Америки обретались ценой многой крови и посредством «великого» шестизарядного уравнителя. Те, кто нападали на них (коза-ностра, якудза, национальная гвардия, динозавры, вампиры), задевали их «я» — не нацию, к которой они принадлежали, не государство, которому они номинально служили, не абстрактную Аркадию, населенную добрыми стариками, красивыми женщинами и безгрешными детьми. Только их «я». Враги посягали на то, что было их неотторжимой собственностью, — на ранчо, что мешало прокладке современной магистрали, на старый добрый бар, на месте которого мафия норовила возвести свой небоскреб, на белозубую цветущую семью героя, что подвернулась бандитам под горячую руку, и даже на собаку, не подозревая, что у этой шавки чересчур норовистый хозяин, живущий по принципу «не тронь моего». И даже если и они, бронзовотелые кумиры, по воле сценариста спасали человечество от ядерного взрыва, а плачущий детсад — от террористов, то с роковой неотвратимостью в числе заложников оказывались то дочка, то жена, то подружка главного героя, и это из-за них, родных по семени и крови, он рвал враждебных камикадзе на лоскутья, висел над пропастью на лыжине вот-вот готового взорваться геликоптера и с воплем «Ноу!», в превосходящем левитационные возможности махатм прыжке выхватывал дистанционный пульт из лапищ главного негодяя.

За этими героями стояла модель существования и образ комоса, которые восприняло, впитало сухожиловское поколение. Одни против целого мира. Все, что вовне, за стенами нашего лежбища, за непрошибаемым панцирем наших бронзовых мускулов, — чужое, Оно. Вчерашние мальчишки потеряли веру в то, что магазина с двадцатью патронами вполне достаточно для истребления дивизии вьетнамских или русских солдат; они всегда подозревали, что приемы кунгфу не помогут против стайки гопников со свинцовыми кастетами в кармане, но все же выросли неизлечимыми индивидуалистами, стали первым поколением одиночек в стране с коллективистским, общинным сознанием. Они стали первым поколением «победителей». Не на Курской дуге — в каждодневных и непрекращающихся схватках за собственное «я». Их бог — они сами, и религия их — присвоение.

— …О! Третий детский сад, прикинь, — кивает Разбегаев на бетонную коробку в обрамлении пустующих беседок и веранд за решетчатым забором. — Номер два! «Золотой ключик». Садики есть, детей — ни хера. На хера их три в одном районе, когда детей, чтобы один заполнить садик, не хватает? Когда-то было больше, ясен пень, а нынче что — то «химики» не размножаются.

Они неслись уже вдоль серых пятиэтажек, которые на бесконечном буром, открытом всем ветрам пространстве смотрелись человеческим жильем как будто на другой планете.

— А ну-ка, Разбегай, притормози, — говорит Байтукалов. — Я предлагаю взять по пиву, пока в пределах города.

— Так мы, выходит, сразу на завод? — не понимает Криштофович.

— Ага, с заездом только на мыловаренную фабрику.

— Не понял. Зачем на мыловаренную?

— Собак спасать, не знаешь разве, что собак бездомных всех на мыло, а мы их выкупим от смерти лютой.

— Идиоты! Ну кто-нибудь мне внятно и по-человечески…

— Сказали же по-человечески, чего тебе еще?

Тормознули у беленого сарая с черными ажурными решетками на единственных двух окнах в торце и с амбарным замком на железных дверях. «Магазин «Калина» — было выведено по каким-то доисторическим трафаретам на голубенькой вывеске. И помельче — И. П. Кулагина Н.М. Св-во от 24.06.2006 г. выдано МНС № 12 по р. Татарстан.

У «Калины» толклась молодежь с крепким «Красным Востоком» в баллонах и «модным» Tuborg'oM в стекле — подрастающие уркаганы, что покамест обучались косолапить и топырить плечи, словно вольники-борцы; безмашинные, бритые, в «адидасовских» шароварах, они встретили «залетных» Разбегая с Сухожиловым по-бандитски давящими взглядами, звучным циканьем (словно бы соизмеряя степень крутизны с громкостью плевка сквозь зубы). От сидящей на корточках стаи отделились двое, подошли.

— Это… есть курить?

— X…, завернутый в газету, заменяет сигарету, — отвечал им Сухожилов, выдирая фольгу из прилюдно распечатанной черной Бип ЫП'овской пачки.

— А ты че такой борзый?