Мир заело в одном и том же повторении рождений и смертей. Ручка завибрировала в руке. С чего бы это? Она опять отличалась сама от себя, одевалась во вчерашнее, гордилась тенью и носила слишком маленькую грудь. Приходилось захлопывать форточки по утрам, чтобы никто не узнал, чего она за ночь наспала.
Крышка гроба
«Меня называли плохим поэтом за самые красивые строчки», — думала Ефросинья. Она то ссорилась, то мирилась со своим прошлым. Глаза были старее лица. Во рту было кисло, из крана текла смерть, часы цеплялись за одежду, в окне показывали темноту. Кости кричали. Пахло смертью и свежей булочкой.
Плюясь словами, она думала о невыразимом.
Раздавался постоянный стук в черепную коробку. Это было время. А может, это были плотники, которые заколачивали крышки гробов? На четвертые сутки обладания речью вымышленный чай стал густым, как огонь, и Ефросинья подогрела его на могильной плите, где было написано:
Хороший поэт — это мертвый поэт,
Пока ты живой, тебя еще нет.
«А если я умру, как я буду есть? И как дышать? Как сделать так, чтобы умереть, но дышать? О, мои осиротевшие ноги! Как же вы будете без меня?
Впереди у меня главное событие — моя смерть!»
Она быстро нарядилась в лучшие стихи:
Я пою до дна.
За вас, живущих мимо,
Проспавших свою смерть, как остановку.
«Книга — это концентрат из магии и два часа на сборы из этого мира. Я не говорю нового, я напоминаю о том, что вы забыли. Я очень хочу, чтобы вы не были одинаковы и не ходили строем по кругу. Ваши взгляды и сочетания движений описывают самые невероятные чудеса. Зачем же хоронить себя на пьедестале почета?» — написала она в самом конце и хотела выйти, но дверь заупрямилась.
Она поднажала и вылезла на крышку гроба.
Дождь был кислотным, облака неудобными, небо откровенно кривилось. Заболело платье, зачесались колготки. Ее кровь по-человечески покраснела, она и сама засмущалась того, что ветер заглядывал, есть ли на ней трусы.
Никогда она не была еще так близка к земле.
Иероним
В конце книги стоял маленький некрасивый человечек. Он галантно развел ручками и оказался Иеронимом Инфарктом. «Так это вы прожили такую интересную жизнь!» — воскликнула Ефросинья с восхищением. Он печально глянул на нее женскими глазами и сказал: «Свою жизнь я выдумал. Я писал ее, потому что Вы читали, я воображал себя для Вас. Но на самом деле я низкорослый, скучный и застенчивый». Ефросинье захотелось его утешить, но он не слушал и тихо плакал, глядя мимо нее. Она пыталась ему объяснить, что каждое слово имеет вес и запах. Что всё, что придумал и написал, существует в природе, и то, во что веришь, всегда реально.
И вдруг он шмыгнул носом и сказал:
«Сейчас самая счастливая минута моей жизни. И не из-за смысла твоих слов, а просто из-за того, что я слышу твой голос».
Они поняли всё, даже не заметив, что перешли на «ты».
Горячо обнялись, засмеялись сквозь слезы и пропели маленьким хором на двоих:
«Кровать — это поезд
А стулья — вагоны
А кто в это не верит,
Тот не играет».
Это такая специальная песня, которая поется тихо и близко.
Они спели ее три раза, потом он немного помолчал и сказал ей: «Я и есть твой отец!»
— Папа! — закричала она.
Читатели плакали.
ПОЗДРАВЛЕНИЕ ЕФРОСИНЬЕ, ВЕЛИКОЙ И УЖАСНОЙ,
ОТ САМОГО БЛИЗКОГО ЧЕЛОВЕКА. ОТ СЕБЯ
Я расскажу вам не как было, а гораздо интереснее. Сейчас я готовлюсь к тому, чтобы родиться. Вы замрете и отомрете, и вот я уже здесь. Все потерянные возвращаются, только иногда другого пола. Вот и я — чихнула и родилась. Не сразу поняла куда. На всякий случай потанцевала, чтобы проверить землю на прочность. Так началась жизнь, коктейль: смешать ВСЕ и пить, пока не вырвет.
Довольно многое на планете мне понравилось. К сожалению, ее очень портит, что на ней водятся люди. Самое удивительное, что я — одна из них. Как меня забросило в это тело, к этим родителям, по этому адресу? Этот вопрос с детства не дает мне покоя. Почему меня зовут так, а не как-то совсем иначе? Познакомьтесь со своим именем, уважаемый гость измерения. Здесь иначе нельзя, не поймут.
Я пахну дыханием, всё чаще пишу чужими руками и разговариваю со своим скелетом. Он отвечает мне изнутри легкой приятной болью. Внутри моей головы улыбчиво скалится череп, который еще не съел свои зубы. В руках и ногах скрываются суставчатые сочленения, а ребра и позвоночник покачиваются, как ствол и ветки дерева.
Читать дальше